Биверли Бирн - Пламя возмездия
Его проблемы и мрачные мысли, связанные с отсутствием Лилы Кэррен мгновенно улетучились. Они уже не могли омрачить его радость. В эту ночь Тимоти Мендоза спал сном младенца, несмотря на убожество этой каморки и отсутствие под боком обожаемой супруги Бэт.
С первыми лучами солнца какой-то молодой человек проскользнул в пристройку, примыкавшую к кухне паба «У лебедя». Внутри это было крохотное помещение, уставленное снизу доверху бочками с пивом, тесное – не повернуться. Хозяин паба заметно оживился при появлении ночного гостя.
– Припоздал ты, сынок, – встретил он юношу брюзгливым ворчанием.
– Конечно припоздал, но раньше не мог вырваться, – с недовольным видом объяснился О'Лэйри. – Конца не было этому мытью, после того, как эта свора убралась, наконец, восвояси.
Шэй хмыкнул.
– Что, не нравятся тебе баре, сынок? Ну да ладно, потерпишь. Что ты мне хочешь сказать?
– Да ничего такого.
– Что это значит «ничего такого», черт тебя возьми? – взревел Шэй. – Я тут целую ночь проторчал, дожидаясь, пока ты, вонючка, заявишься. А ты являешься и говоришь, что тебе нечего сказать.
– Придержи язык, Пэдди Шэй, – в голосе О'Лэйри было раздражение и усталость. – Кто ты такой, чтобы мне указывать?
– Кто я такой, тебя не касается. Но я был фением еще до того, как ты свет Божий увидел, поэтому ты меня и должен уважать.
Злость долго не задерживалась в этом толстяке.
– Ладно, чего уж там, не хватало только, чтобы мы еще друг на друга кидались, хватит с нас этих скотов – англичан, которые ждут не дождутся, как бы у нас последний кусок из глотки вырвать. Расскажи мне, что там было?
– Черная Вдова так и не показалась на балу. Все эти шишки ее ждали, но она так вниз и не спускалась. А когда они уже все собрались по домам, Уинстон этот чертов, жополиз проклятый, который себя и ирландцем называть права не имеет, объяснял всем, что она, мол, занемогла прямо перед этим самым балом.
Шэй пожевал губами.
– Ты точно уверен, что никто к ней не ходил наверх, ну, чтобы там переговорить с ней… встретиться? Никого не видел?
– Как я могу знать, если там было с сотню гостей, и этот окаянный Уинстон все вертелся рядом и орал на меня – сделай то, подай это, сходи туда? Но, если ты хочешь знать, не видел ли я, чтоб кто-нибудь прошмыгнул наверх, так этого я не видел.
Сидевший, как мешок, старик просветлел.
– Ладно, не кипятись, ты все сделал как надо. Зайди-ка сюда и чаю попей на дорожку.
Приготовляя чай, Шэй напряженно думал над тем, что сейчас услышал от О'Лэйри.
– Ты мне во что еще скажи – допытывался он, подавая мальчишке дымящуюся кружку с чаем. – Ты когда в последний раз ее видел?
О'Лэйри задумался.
– Три дня назад это было, утром в субботу, значит. Я, значит, чистил серебро, тепло еще было и, значит, двери в зал стояли открытые. Она сошла вниз, вся одетая в черное – она все в черном ходит – и стала говорить с Уинстоном, а потом куда-то пошла.
– А что она ему говорила? – не отставал Шэй.
– Я не мог разобрать – далеко стоял, а они у входа шептались.
– Шельма ее язви, – мрачно заключил Шэй, подняв над столом большой, весь во вмятинах чайник и доливая чай. – Здесь что-то не так, я это нутром чую. Если бы мы могли знать, что у нее на уме, во что она играет, то могли бы на этом хорошо наварить. Но ведь она всех на шаг опережает, эта Кэррен.
Молодой человек подумал о том, что пора возвращаться в тот самый дом на Даусон-стрит и о проклятьях, которые обрушит Уинстон на его бедную голову.
– Спору нет, это так, но я никак в толк взять не могу, чего это они все по ней так с ума сходят? Баба она и все тут, таких хоть пруд пруди, разве что только нос задирает. Бабы ведь они все как сестры-близнецы: задница, пузо да пара сисек, ну… и еще кое-что…
Шэй не соглашался с этим утверждением.
– Нет, Черная Вдова – это, я тебе скажу, дело другое. Ты про ее жизнь ничего не знаешь?
– Ничего про нее я не знаю, знаю только, что мне было сказано: иди и гляди во все глаза.
– Правильно, и ты должен глядеть во все глаза и все видеть, что она от нас скрывает, мегера эта.
Шэй свернул сигарету и прикурил.
О'Лэйри с завистью посмотрел на него:
– Слушай, Пэдди, дай и мне немного табаку, на одну закрутку.
– Не могу я табак раздавать кому попало, как богач какой. Послушай лучше, что я тебе расскажу о Лиле Кэррен. Значит, дело было так. Родилась она на Мур-стрит, здесь в Дублине. В каком-то грязненьком подвальчике, посреди зимы. Мать ее померла и ее отец выхаживал. Вообще-то ничего дивного в этом, может быть и нет, но, разве только, что они были еврейчики.
– Евреи? Да быть того не может!
– Э-ээ, нет, это чистая правда, Бог тому свидетель. Правда, в Дублине их не очень, чтобы много, да и не хотят они свои черные рожи напоказ выставлять, стыдятся видно, что нагрешили на своем веку невпроворот. Но Лила Кэррен не из тех, что прятаться будут – наглая – ни стыда, ни совести.
О'Лэйри нахмурил брови и сморщился, будто слова Пэдди Шэя были для него непосильной головоломкой.
– Ты ее все зовешь Кэррен, да Кэррен, так она под этой фамилией еще в девках бегала. Она же ведь вдова…
– Все так. Да не совсем. Поговаривали, что раньше их фамилия была Коэн, потом отец ее взял, да и сменил ее и стал Кэррен. Да подожди ты, дай расскажу все по порядку. Девчурка она была что надо, миленькая и все такое, и говорить по-городскому умела и вот, в один прекрасный день, ей в ту пору дай Бог, чтоб двадцать стукнуло, она возьми да и выскочи за какого-то испанского лорда. Повезло ей, ничего не скажешь. Лучше и не придумаешь. Короче говоря, отправилась она со своей Мур-стрит прямехонько во дворец к этому лорду, в Испанию, значит. Стоило ей только перед этим испанцем своими рыжими лохмами тряхнуть – и дело было сделано.
Шэй глубоко затянулся и выпустил дым сквозь ноздри, самодовольно глядя на своего младшего соратника и видя зависть и восхищение на его лице.
– Ну, а что дальше?
О'Лэйри не терпелось узнать всю подноготную своей хозяйки.
– Где же она подцепила этого испанца? Что-то я таких у нас в Дублине не видывал.
– Твоя правда, не густо их здесь. Но этот приехал из Лондона вместе с этими, ну, как их, из Мендоза-Бэнк, решил, значит, попутешествовать и вот угораздило ему эту девчонку увидеть, Лилу эту, и та ему так башку вскружила, что он чуть не рехнулся – женюсь и все тут. Этого никто не знал, пока она через четырнадцать лет снова здесь в Дублине не объявилась. И не одна, а с сыном своим – вот этакая дылда был он тогда.
Шэй вытянул руку, чтобы показать, какой у Лилы сын.
– Всего-то тринадцать лет ему было, а ростом выше любого взрослого. И хоть она всем и каждому говорит, что, дескать, вдова, но предпочитает, чтобы звали ее девичьей фамилией, это у них там в Испании так повелось – у них жена не берет фамилию мужа.
– И что она ни скажет, все тут же бегут выполнять.
– Конечно, бегут. Побежишь, а куда ты денешься? У нее же денег, что грязи.
По виду О'Лэйри нетрудно было заключить, что он еще не мог переварить то, что только что услышал от Пэдди Шэя.
– Так ты говоришь – они евреи? Я в доме у них ничего такого еврейского не видел. А этот испанец что – тоже еврей?
– Дурья твоя башка, испанцы такие же католики, как и мы. Во всяком случае, ее с ним повенчали в церкви Святой Марии на Лиффи-стрит. Сам епископ отправлял церемонию. Говорили, что потребовалось разрешение от самого папы, чтобы испанец этот обвенчался с еврейкой, как с ирландкой-католичкой.
Шэй громко отхаркался и звучно сплюнул в пепел погасшей плиты.
– Вот так-то дела и делаются, если у тебя деньжата в кармане.
Юноша допил остывший чай.
– А как это ты все о ней разузнал?
– Как разузнал? Как надо, так и разузнал. И не суй свой нос, куда не следует. Хочешь меня перехитрить? Не выйдет. Я и не скрываю, что она платит мне за то, что я разок-другой выполню какое-нибудь ее поручение, и очень хорошо платит, поверь мне. Хотя польза, какую она от всего этого получает, вдесятеро больше. Да-а-а, на всех эта Черная Вдовица лапу наложила, и говорить нечего.
2
Вторник, 15 июня 1898 года
Лондон, ранний вечер
Часы только что пробили шесть. Вечер был мрачный, хотя до наступления темноты оставалось порядочно времени, в комнате было темно. Серое холодное небо походило скорее на февральское, нежели на летнее небо июня. Лила дрожала от холода, стоя у окна небольшого коттеджа на угрюмой Торпарч-роуд, в районе, известном под названием Наин-Элмз.
Вдоль узкой улицы шел человек. Он то и дело останавливался, разглядывая дома, будто искал кого-то. Лила поспешно опустила штору, потом снова чуть приоткрыла ее и стала за ним наблюдать. Уж не ее ли? Впрочем, с какой стати он должен искать именно ее? Господи, ей повсюду мерещились шпионы. А о том, что она решила отправиться в Лондон, знали очень немногие, и эти люди пользовались ее безграничным доверием. Но теперь, когда желанная победа была так близка, все ее древние инстинкты сосредоточились на возможной опасности.
