Елена Арсеньева - Звезда на содержании
– Да вот же... вот же...
– Осмоловская Анна Викторовна? – надменно переспросил Проказов, не обративший на священника ни толики внимания. – Ну, ее-то здесь точно нет, господин Качалов, так что мое право первое...
– Я – Осмоловская Анна Викторовна, – тихо проговорила Анюта. – Это меня воспитала Марья Ивановна Мартынова. Она не раз говорила мне, что оставит деньги своему кузену, в коего была прежде влюблена... Я не возражала, потому что и так считалась богатой наследницей, да и могла ли я возражать... Мне главное было, что тетушка любила меня, будто родную дочь!
– Тихо, тихо! – махнул на нее рукой Проказов. – Полно врать! Горазды вы на выдумки, сударыня, как я погляжу.
– Отчего ты думаешь, что это выдумка? – улыбнулся Свейский. – Анюта еще перед венчанием предупредила меня, что она вовсе не Варя Нечаева, коей я ее полагал, а именно Анна Осмоловская. Так что...
– Господь-милостивец! – воззвал потрясенный Качалов. – Так это что ж выходит, Петр Васильевич?! Выходит, что вы и есть наследник капитала, оставленного господином Свейским?! Вы, а не господин Проказов?!
На Проказова страшно было смотреть, он словно бы постарел в одну минуту лет на десять. И все же махал решительно рукою:
– Да ну, чушь, чепуха. Не может быть! Не верю я, что это Анна Осмоловская! Не верю!
– И правильно делаете, – раздался в эту минуту новый голос, и в часовне появился не кто иной, как Константин Константинович Хвощинский.
* * *– Так... – пробормотал Свейский. – Те же и...
Анюта с трудом сдержала нервический смешок. В самом деле, часовня словно бы превратилась в подмостки, на которые выходил то один актер, то другой.
– Что здесь происходит? – барственным тоном спросил Хвощинский, тяжело глядя на Савку. – Как она тут оказалась? – Небрежный кивок в сторону Анюты. – И где Наденька?!
– В театре, надо быть, – с ленцой отозвался Савка.
– А почему ты ее не привез?!
– Не вышло.
– Да я ж тебе велел, скотине! – сорвался на крик Хвощинский. – И что здесь делает Свейский?! Венчаться должен был Проказов! Венчаться с Наденькой! Я же сделал все, чтобы она узнала о письмах, которые я писал Варваре Нечаевой! Как ты мог, негодяй?! Да знаешь ли ты, что я дружен с начальником полиции?! В моей власти тебя упечь, куда Макар телят не гонял!
– Да что вы мне грозите, барин?! – рассердился Савка. – Что я, семи пядей во лбу, разом все для вас устраивать?! Сами покрутились бы меж двумя господами, которые хотят друг дружку со свету сжить, как вы да барин Сергей Николаевич! Похлеще, чем между двух огней!
– Перестаньте орать на Савку, – угрюмо проговорил Проказов. – Он устроил все это по моему приказу.
– Как по вашему? – растерялся Хвощинский.
– Да так. Он мой крепостной человек, и когда я поймал его за кражей писчей бумаги – к слову сказать, бумага эта не моя, а вон его, Петькина, она мне очень понравилась, ну, я и стащил маленько, – и крепко взял за хрип, тогда он выложил мне ваши планы устроить обманом мне венчание с Наденькой Самсоновой. Она вам изменяла со мной, и вы решили наказать нас обоих? Да уж, это была бы истинная кара для меня, ну просто сущая смертушка! – простонал Проказов. – Но, как видите, не стоит рыть яму ближнему своему. Это может обернуться против вас же самих. Вы замысливали подлость против меня, а я, воспользовавшись вашими планами, подстроил пакость своему двоюродному брату. И чем все это кончилось?! Он обвенчался с обворожительной девушкой, которая уверяет, будто она – Анна Осмоловская! И, согласно условию завещания господина Синицына, благодаря этому браку все наследство отойдет Петьке!
Голос Проказова сорвался на крик, и он даже за руку себя укусил, пытаясь сдержать злые рыдания.
– Успокойтесь, – снисходительно сказал Хвощинский. – Наследство будет вашим. Потому что я же сказал: эта особа – никакая не Анна Осмоловская. Это незаконнорожденная бедная родственница, вернее, воспитанница Осмоловских, которые считали ее своей дочерью. Она выращена после их смерти их дальней...
– Вспомнил! – вдруг вскричал Свейский, стискивая руку Анюты так, что она чуть не вскрикнула от боли. – Я вспомнил, где прежде видел вас, господин Хвощинский! Вы сейчас сказали – «бедная родственница», и у меня точно глаза открылись. Бедная родственница! Ну конечно!
– Что вы такое несете? – холодно вопросил Хвощинский, однако Анюта заметила, что он насторожился, да и глаза забегали...
– Это было месяца два назад, – проговорил Свейский, глядя на Анюту. – Мы как раз возвращались со спектакля – с премьеры спектакля «Бедная родственница». Наденька Самсонова там очень недурно играла. Группа завзятых театралов остановилась под фонарем... Судачили, болтали. Я и говорю, до чего же, мол, сюжет банальный! Бедная воспитанница оказывается побочной дочерью богатого человека, в доме которого жила на положении дальней родственницы, и получает весь его капитал. Вот, говорю, кабы такой сюжет придумать: богатая невеста вдруг узнает, что она – незаконнорожденная, ни на что права не имеет. И как она живет дальше?! Вот тут и психология, и страсти, и все, что угодно! А господин Хвощинский меня и спрашивает: как, мол, выяснилось, что она незаконнорожденная? Я тут же придумал, что нашлась повитуха, которая подменила ребенка при рождении... ну, мол, настоящий ребенок умер, а на его место подсунули подменыша, эту самую героиню пьесы... Так вы что же, этот сюжет в жизнь решили воплотить, да, господин Хвощинский? А почему, позвольте спросить?!
– Как вы смеете?! – вскричал Хвощинский. – Это бредни какие-то! Я и слыхом не слыхал, и знать не знаю ни про какие ваши сюжеты.
– Но ведь мне вы рассказали именно эту историю! – воскликнула Анюта. – И в свидетели привели именно повитуху, которая якобы положила меня на место умершего ребенка Осмоловских. Но ведь Каролина никогда не была повитухой! Она бывшая актриса из N-ского театра! Я ее видела нынче, она как раз в театр спешила. А Блофрант, то есть господин Аксюткин, сказал мне, что отродясь Каролина не была повитухою, она всегда на театре играла, пока не спилась пять лет назад!
– Спилась и пошла в повитухи! – с отчаянной надеждой в голосе вскрикнул Проказов. – И тогда...
Свейский расхохотался. Анюта тоже не могла удержаться от смеха.
– Да мне восемнадцать лет! – еле смогла выговорить она. – Восемнадцать, а не пять!
– Черт... – проскрежетал зубами Проказов. – Жаль, что эта повитуха только подменила ребенка, не придушила вас при рождении!
– Да ты что? – со снисходительной насмешкой посмотрел на него Свейский. – Анюта же сказала, что ей восемнадцать! Значит, ее принимала на свет совершенно другая повитуха!
– Черт! – снова лязгнул зубами Проказов.
