Камиль Лемонье - Самец
Он поигрывал в карты; ему нравились неожиданности выигрышей и проигрышей. На все, что могло только утишить его внутреннюю рану, он с жадностью набрасывался. Он любил биться об заклад. Однажды поспорил, что возьмет под мышки по кулю картошки и в таком виде будет танцевать на площади. Он выиграл пари. Другой раз поспорил, что может выпить пинту пива в одну минуту и опустошить десять таких пинт подряд. И выиграл снова.
После этого он послал вызов одному бочару в деревне, силачу, который, как говорили, не имел себе равного. Сперва бочар — человек мирный и тихий — отказался, но затем, побуждаемый своими друзьями, согласился. Выбрали огороженное место для борьбы.
Бочар снял свою куртку и повесил ее, тщательно сложив, на забор. Телосложения он был геркулесовского. Плотные, округлые плечи образовали на лопатках огромные твердые ядра. Его мышцы походили на перетянутые узлы каната, взрывавшие кожу шероховатыми бороздами.
Силач стал в оборону. Ищи-Свищи кинулся на него. Первый выпад ему удался. Он быстро вытянул руки вперед, как бы желая ударить головой. Бочар отразил удар, оставив без защиты нижнюю часть тела. Проворный, как белка, Ищи-Свищи схватил его за левую ногу и, зацепив ногой его правую ногу, свалил на землю. Он тяжело грохнулся на землю; даже бык не свалился бы с такой силой.
Бочар поднялся. Ищи-Свищи стоял в ожидании. Они бросились друг на друга. Произошло несколько коротких схваток, и затем гигант приподнял браконьера с земли и подержал его так несколько мгновений. Неоспоримо, он был сильнее, но Ищи-Свищи был хитрее и проворнее. Сильно встряхнув бедрами, он высвободился и, не теряя ни секунды, пользуясь замешательством великана-противника, схватил его поперек тела и положил.
Бочар был добрый малый. Он изобразил на своем лице выражение досады, как человек, признающий себя побежденным. Он пыхтел, и из его груди вырывалось дыхание, как из кузнечных мехов. Ищи-Свищи, спокойный, с ровным дыханием, без признаков возбуждения презрительно опустошал стакан. Но гигант восстановил свою репутацию. Он поспорил, что поднимет на вытянутой руке пень, валявшийся около забора. Он ухватился рукою за него, подвигал его по земле, выбирая место, где бы поудобнее взяться, и медленно поднял его. Мышцы его перекатывались, как кегельные шары. Ищи-Свищи попробовал тоже, но смог только слегка приподнять пень и выпустил его из рук.
— Проиграл. Согласен, — сказал он.
И он вдвойне уплатил проигрыш.
Бочар предложил тогда поднять на своей спине теленка, но никто не хотел дать своего теленка, и тогда он предложил поднять лошадь. Но относительно лошади высказали опасения. И в заключение бочар подошел к телеге, до верха нагруженной соломой, и, громко смеясь, поспорил что сдвинет ее.
— Идет, — ответили голоса.
Бочара впрягли. Надели на его прямую шею хомут, и он потянул, стараясь привести в движение колеса. Вначале они медленно поворачивались, потом описали круг и телега покатила. На лбу у силача напряглись жилы; он побагровел, вспотел, надувался и тянул изо всей силы, наклонившись вперед. Ему хлопали в ладоши, кричали «браво». Но, к несчастью, по пути оказался небольшой скат. Колеса вдруг разошлись и заставили бочара изменить положение своего тела и, удерживая уже теперь телегу, он откинулся туловищем назад, упираясь каблуками в землю. Но телега продолжала катиться, и ноги бочара не выдержали.
— На помощь! — крикнул он.
Ищи-Свищи прыгнул к нему и повис на колесах. Огромный воз застыл на месте. Бочар чувствовал неимоверную усталость в спине. Он выпустил оглобли из рук. И затем они вместе привезли телегу на прежнее место.
Ищи-Свищи каждое утро убивал дичь, чтобы обеспечить себе свое расточительное и веселое существование. Он называл лес своим «капиталом». От него получал он доходы и поддразнивал своих собратьев-браконьеров, менее отважных, чем он, преследуемых страхом перед лесничими. Никогда еще не бывал он таким смелым. Он покидал их компанию, говоря, что идет расставлять тенета, и на глазах у всех отправлялся в кустарники. Войдя туда, он бесследно исчезал.
Лесничий в этой области был человек уже старый, страдавший ревматизмом. Он пустился было в одиночку преследовать хвастуна, но это имело такой же смысл, как черепахе гоняться за белкой. Он уведомил администрацию, что Ищи-Свищи опустошал леса. Ему немедленно отправили двух других в подмогу. Они начали втроем охотиться за Ищи-Свищи. Сторожили его, обеспечили себе соглядатаев за ним в кабаках, где он разглагольствовал. Соглядатаи заходили в кабаки, присаживались к соседнему с ним столу, вслушивались в то, что он говорил, не подавая вида, и передавали затем лесникам его хвастливые речи. Он немедленно уходил. Они смотрели, как он удалялся, насвистывая, заложив руки в карманы, и спокойно проскальзывал в лес с беспечным видом.
Однажды под вечер в лесу они видели, как он наклонился над землей и делал такие движения, которые явно говорили, что он навязывал силки. Засевши все трое в кусты, они дождались, пока кончит. Он встал, прошел несколько шагов и снова опустился с теми же движениями. Он их водил за собою таким образом в течение двух часов, расставляя силки с равнодушным видом, чувствуя себя в безопасности под защитой густой листвы.
Ночь наступила. Он исчез в темноте.
На этот раз они держали его в своих руках. Они засели в разные места, полагая, что парень придет за своими силками на заре. Забрезжило утро. Ищи-Свищи не показывался. Они пробыли до полудня. Никого. Тогда они переглянулись, поняв, что он их провел. И вот, в то время как они, ожидая его, мерзли в утренней стуже, он преспокойно отправился поднимать свои тенета, расставленные в полумиле от них.
Злость охватила лесничих. Они набрали помощников и днем, и ночью обходили кустарники.
Ищи-Свищи был неуловим. Иногда он появлялся между деревнями, и в тот же миг исчезал, превращаясь в тень, сливавшуюся с тенями вечера. Словно между ним и лесом был заговор. Он влезал на суки, прятался в густых верхушках деревьев или притаивался за кустом, зарывался под кучи листьев, пользуясь малейшими неровностями земли, незначительным изгибом, сам такой же бурый, как земля, темный, как ночь, неподвижный, невидимый, скрытый глубокой таинственностью. Лесники проходили мимо него, ничего не подозревая. Раз ночью он сидел, скорчившись, на дубе и видел, как они шли по дороге. Они тихо разговаривали, заглушая шум своих башмаков, и луна озаряла снопом лучей стволы их ружей, висевших за спинами. Он пропустил их и вдруг разразился со своего высокого насеста отрывистым смехом, который прокатился по шумевшему лесу. Они, как вкопанные, застыли на месте.
