Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем
— А я‑то собиралась просить тебя о том же… или нет… вряд ли набралась бы храбрости…
— Значит, «да»?
Мелисса кивнула и спрятала лицо у него на плече. Линкольн сжал ее чуть сильнее и ускорил шаги. Через несколько минут они оказались в его спальне, просторной и светлой, но она почти ничего не видела вокруг. Потому что не отрывала взгляда от нареченного. Тот осторожно усадил ее на край постели, сбросил сюртук и уже хотел снять с нее туфли, но Мелли покачала головой.
— Но я так хочу сделать это, — взмолился Линкольн. — Если бы ты знала, как часто я в своих грезах раздевал тебя, сразу увидела бы, сколько удовольствия мне доставит не спеша снимать с тебя одежду.
Мелисса откинулась на спину, подложила руки под голову и лукаво улыбнулась:
— А если бы ты знал, насколько часто я воображала, как ты разоблачаешься… Можно, я посмотрю, если не возражаешь?
Очевидно, он не возражал, и даже стал действовать неспешнее. Ее дыхание становилось все более затрудненным, по мере того как очередной предмет одежды летел на стул. Мелисса не шутила. Она в самом деле представляла этот момент много раз, но в невинности своей и помыслить не могла, как это будет на самом деле.
Он оказался куда лучше сложен, чем она предполагала. Под костюмом аристократа скрывалось великолепное тело атлета. Мускулистые руки, легкая россыпь темных волос на груди, переходящая в черную дорожку, ведущую по животу вниз. Очевидно, старые шрамы и раны не изуродовали его. Он был самим совершенством, хотя и покрыт синяками после недавней потасовки.
Когда Линкольн расстегнул брюки, Мелисса едва не зажмурилась. Эти открытия вели ее в область неведомого. Был момент, когда она испытала неподдельный страх. Его мужское достоинство, обуянное желанием, было, по ее мнению, чересчур велико. Да он попросту разорвет ее!
Угадав по выражению лица, о чем думает Мелисса, Линкольн мягко заверил:
— Ты создана для меня, Мелисса Макгрегор. Клянусь, мы прекрасно подойдем друг другу.
— Правда?
Он лег рядом и обнял ее, чтобы успокоить.
— Правда. Мужчины бывают всякие, большие и маленькие, как ты уже, должно быть, предположила. Но женское тело — это чудо, необыкновенное чудо, способное принять любую мужскую плоть. И при правильной подготовке…
— Какой еще подготовке? — перебила она.
— Той, которая заставит тебя безумствовать от желания впустить меня. Почувствовать меня внутри.
— Покажи мне, — попросила она, жарко вспыхнув.
— Не поверишь, — прохрипел он, целуя ее, — я собирался сделать именно это.
До чего же странно, что его поцелуи отзывались пожаром внизу живота. Неутолимая жажда возрастала с каждым мгновением, так быстро, что ей не терпелось тоже остаться нагой. Но он так старался унять ее страхи, так страстно ласкал, погружая ее в совершенно новые ощущения, давая почувствовать себя, запах и вкус своих губ, что она уже не гадала, подойдут ли они друг другу. И думала только об одном: скоро ли? Скоро?
Все, что он делал с ней, было самим воплощением чувственности: покрывал поцелуями каждый дюйм обнажившейся кожи, медленно, томительно медленно открывал пылающее тело. Своими ласками он сводил ее с ума. Ловил губами каждый стон, гладил груди и живот, задерживаясь в самых интимных местах.
И когда навис над ней, она уже была готова вобрать его в себя. Разгоряченная, влажная, неистовая, она ждала его. Он уже начал входить в нее, но внезапно замер и чуть отстранился. Паника охватила девушку. Она вспомнила о той ночи в карете. Неужели он собирается настаивать на клочке бумаги с их подписями, прежде чем сделать ее своей? И это когда он сам, в мыслях ее, уже принадлежит ей?
Она раскрыла было рот, чтобы спросить, в чем дело, когда он нерешительно признался:
— Я боюсь сделать тебе больно. Нет, не бойся. Нужно ли объяснять…
— Нет, мама все рассказала. Я просто забыла.
Мелисса мгновенно расслабилась. Ожидание, пусть и короткое, куда ужаснее, чем какая‑то боль, которую причинит его вторжение.
Она сжала ладонями его лицо и поцеловала.
— Ты уже так много показал мне. Теперь покажи остальное.
— Я люблю тебя, — нежно прошептал он, наполнив ее сердце радостью за мгновение до того, как наполнил ее тело собой.
У нее не было времени опомниться, ответить… Раздался короткий крик, и невероятное облегчение от сознания того, что все это не было так уж плохо, позволило ей более полно насладиться его близостью. А наслаждение, обрушившееся на нее, когда он стал двигаться, быстрым крещендо достигло своего пика, разрешившись взрывом небывалой силы и такой сладости, что она закричала снова. Ей вторил изнемогающий в экстазе Линкольн.
Чуть успокоившись, счастливая и довольная, она задремала в его объятиях. Утром они станут мужем и женой, но в сердце своем она уже стала его супругой.
Глава 36
Линкольн проснулся с тем же чувством головокружительной эйфории, что и накануне. Свершилось. Мелисса его, отныне и навеки. Осознание этого произвело в его душе необратимые перемены. Вчера он познал нечто совершенно новое, чего раньше не ведал. Да, у него были женщины, с которыми он просто удовлетворял потребности плоти. Но совсем другое дело — овладеть женщиной желанной и любимой, дарить ей всего себя. И даже бурные ласки не имели никакого значения в сравнении с тем, что теперь они вместе.
Он сказал ей, что любит, но это слово и близко не выражало всей полноты его чувств к ней. Она сделала его пустую жизнь богатой и полной. Навсегда прогнала одиночество.
Он даже не встревожился, увидев, что рядом никого нет. Даже на миг не подумал, что все это было только сном. Прошлая ночь оставила в памяти нестираемый отпечаток. Она где‑то здесь, и остается только ее найти.
Линкольн наспех оделся и отправился на поиски. Он никак не ожидал увидеть ее пригорюнившейся на верхней площадке лестницы: колени подтянуты к подбородку, вид донельзя несчастный. И только тогда он запаниковал. Жестокая тоска сжала занывшее вдруг сердце.
Он опустился на колени, обнял ее и стиснул так сильно, что она застонала. Линкольн мигом ослабил хватку, но не отпустил Мелиссу.
— Скажи, что стряслось, — взмолился он. Но Мелисса, почувствовав его страх, быстро успокоила:
— Ш‑ш‑ш, это не то, что ты думаешь. Линкольн откинул голову, чтобы получше всмотреться в нее, но не смог избавиться от дурных предчувствий.
— Что же тогда?
— Когда я проснулась и оделась, меня вдруг как молнией ударило: неужели придется быть на собственной свадьбе в том же скромном платьице, что и вчера? Понимаешь, мне даже нечего надеть в самый важный день своей жизни.
