Барбара Картленд - Оттенки страсти
– По правде сказать, вам крупно повезло, что я сегодня выбрался с визитом к одному из ближайших соседей, который живет в пяти милях отсюда, – проговорил он с приятной улыбкой и добавил: – Впрочем, «выбрался» – это не совсем точно. Я ведь врач. А врачи, как известно, не выбирают. Им говорят: «Иди!» – и они идут в любое время дня и ночи.
– Наверное, вам здесь одиноко. Если только работа не заполняет все ваше время, – посочувствовала Мона.
– О, у меня и в самом деле очень обширная практика. Ближайший пациент, как я уже говорил, живет в пяти милях, а до самых дальних миль сорок. Кстати, позвольте представиться – Дэвид Фолкнер.
– А меня… – Мона на секунду замялась. – Меня зовут Мона Гордон. У вас прекрасная библиотека, мистер Фолкнер.
– Это просто потому, что вы не рассчитывали встретить в такой глухомани дом, где есть Вольтер и Сен-Симон, – улыбнулся Дэвид Фолкнер благодушно, точно угадав мысли своей собеседницы. – Впрочем, отчасти ваше представление о библиотеках обычных шотландцев верно. Дело в том, что я сам немного балуюсь сочинительством.
– Какой вы молодец! – совершенно искренне восхитилась Мона. – И вы печатаетесь под собственным именем?
– Нет, под псевдонимом. Я подписываю свои работы именем Сэнди Макуизел. Едва ли вы слышали это имя, – добавил он с неподдельной скромностью. – Мои читатели – это главным образом жители Северной Шотландии.
Как ни странно, но имя было Моне знакомо. Она вспомнила, как от души веселился Питер, читая одну из последних публикаций этого, как он сказал, «шотландского Уильяма Джекобса», чье отточенное остроумие уже давно сыскало ему любовь и признание читателей, особенно шотландцев. Но Моне язык местных жителей казался почти иностранным, а потому она не вполне понимала и юмор Сэнди Макуизела, который так забавлял ее мужа.
И честно призналась в этом автору, получив в ответ шуточные извинения за то, что все же он предпочитает писать на родном языке. Мона стала с интересом расспрашивать доктора о его литературной работе, и вскоре тот, забыв о своей обычной сдержанности, расхвастался, словно школьник, получивший первую в жизни награду за школьное сочинение.
– Знаете, – задумчиво обронил он в конце разговора. – Писательский ведь труд очень похож на то, как родители взращивают своих чад. Вначале рождается замысел, потом его долго вынашиваешь, подобно тому, как мать вынашивает дитя. Потом это дитя появляется на свет, чаще всего в муках. Ты его кормишь, растишь, холишь, то есть шлифуешь и шлифуешь, пытаясь добиться совершенства. Наконец, в один прекрасный день рукопись ложится на стол издателю. Как это напоминает первый поход ребенка в школу! Робко, пугливо переступает он школьный порог, где еще долгие годы ему предстоит расширять и обогащать свои познания. Но вот и школа позади! Подобно юной дебютантке, книга выпархивает в свет и встречает абсолютно равнодушный прием со стороны критики. Лишь немногие дебютантки могут похвастаться тем, что их заметили, не правда ли? И лишь единицы из обилия книжной продукции удостаиваются высшей чести: завоевать сердце читателей.
После ужина они подсели поближе к огню, и доктор Фолкнер, испросив у Моны позволения, раскурил свою трубку.
– Да, места у нас безлюдные, – негромко проговорил он, попыхивая трубкой. – Но одиночество, знаете ли, очень хороший учитель. Оно учит многим полезным вещам, на которые всегда не хватает времени, если живешь в городе.
– А я вот как раз наоборот – сбегаю от одиночества в Лондон, – вяло пошутила в ответ Мона.
– Вполне возможно, вы бежите не от одиночества, а от самой себя, – проницательно заметил ее собеседник. – Пытаетесь таким образом отделаться от невеселых мыслей.
– Пожалуй, вы правы! – просто ответила ему Мона.
– А вот не стоит этого делать, милая барышня! Если я вижу, что с больным что-то не ладно, что внутри у него завелась какая-то гадость, я никогда не пичкаю его лекарствами, чтобы заглушить боль и заставить его поверить, что болезнь отступила. Нет! Я всегда вскрываю нарыв. Да, больно! В самый первый момент. Зато потом наступает такое облегчение! Вот и вы, мисс, смелее ступайте навстречу испытаниям. И сами удивитесь, откуда у вас только возьмутся силы. Но они возьмутся, это я вам точно говорю. А вы еще потом возблагодарите Бога за его милость!
– А вы сами верите в Бога? – вдруг сорвался у Моны вопрос. Она и сама не ожидала, что осмелится спросить доктора о таком сокровенном. Но этот суровый на вид шотландец, бесконечно прямодушный и открытый, он-то в своем одиночестве точно уж передумал о многом, в том числе и о Боге.
– Верю! – коротко ответил тот и добавил: – Я своими глазами видел, как Он явил свою милость одной супружеской чете, забрав их к себе в один и тот же час. Потому что жизнь врозь была бы для них страшнее смерти. Да, иногда трудно поверить в силу Его любви к нам. Особенно когда видишь, как на твоих руках умирает новорожденный, в таких муках только что появившись на свет. Или как корчится от голода и холода под забором хороший человек, а в это время какой-нибудь негодяй развлекается на неправедно нажитые деньги. И тем не менее Бог всемилостив и любит нас. Просто Он оперирует категориями вечности, а нам в силу ограниченности нашего ума трудно понять, в чем именно состоит Его конечный замысел. Особенно когда мы смотрим на происходящее с позиции сегодняшнего дня.
Почему-то Моне вдруг подумалось, что ей нужно обязательно испросить совета у этого человека. Что из того, что он не знает, кто она такая на самом деле? Ей просто необходимо поделиться с кем-то своими проблемами, иначе она сойдет с ума.
– Предположим, – начала она неуверенно, – молодая женщина влюбилась в одного человека и даже решила уехать с ним. Но тут вмешались непредвиденные обстоятельства, и ей пришлось остаться с мужем. Более того, через несколько дней она поняла, что ее любовь к тому человеку – всего лишь наваждение, которое было и прошло, не оставив и следа в ее душе. Она поняла, что повела себя опрометчиво, и искренне сожалела об этом. Но муж, добрейшей души человек, совершенно случайно все узнал, впал в страшный гнев и бросил ее, заявив, что впредь их жизненные пути расходятся навсегда. Так она потеряла все. В чем же, по-вашему, милость Божья по отношению к этой женщине? – В голосе Моны слышалась нескрываемая горечь.
– А вам не приходило в голову, что вы заслуживаете сурового наказания? – вопросом на вопрос ответил ей Дэвид, и ни тот, ни другой даже не заметили, что разговор перешел на личности. – Вы выходили замуж, клялись в верности супругу и при первом же соблазне с легкостью отбросили все данные вами обеты, лишь бы удовлетворить собственное желание. Вам и в голову не пришло, что вообще-то в жизни есть дела и поважнее, чем потакать своим слабостям и эмоциям. Вы начисто забыли о долге, а это главное в жизни любого человека. Долг перед Богом, долг перед людьми, долг перед близкими. Вы же поставили во главу угла какую-то там любовь к какому-то там Тому, Гарри или Дику. Сегодня один, завтра другой, послезавтра третий. А вы подумали о тех миллионах женщин, которым некогда анализировать переживания и разбираться в потаенных чувствах? Им и их мужьям приходится трудиться с утра до ночи, чтобы прокормить семью, и так всю жизнь, до самого смертного часа. Если бы мы воспитывали в своих детях чувство долга, насколько более совершенным был бы сегодня окружающий нас мир! Право же, любой даме, которая обратится ко мне за советом, что ей делать, потому что она, видите ли, «изволила влюбиться», я отвечу так: «Ступай, дорогая, домой! Для начала роди мужу ребенка и воспитай его человеком! А вот когда ты посчитаешь исполненным свой долг по отношению к семье и обществу, тогда можешь паковать вещички и отправляться на все четыре стороны».
