Рослин Гриффит - Птицелов
Лайэм ведь понимал, что Орелия — не распутная женщина, она могла увлечься кем-то, полюбить этого человека. А что если она любит его до сих пор?
Задумавшись, он не заметил, как к дому подъехала карета, и очнулся только от оклика Росситера, рядом с которым сидел Тео Мэнсфилд.
— Что вас привело ко мне, джентльмены? — удивленно спросил Лайэм.
— Мы хотим собрать членов Общества сегодня утром, — ответил Росситер, — незапланированное заседание по поводу книги. Решили захватить вас по дороге.
— Прекрасно, — сказал Лайэм, — сейчас я покончу с делами и готов ехать с вами.
— А мы пока посмотрим ваш дом внутри, — заявил Росситер.
— Буду рад.
Росситер выскочил из кареты, следом за ним — Тео. Они обошли весь дом, где рабочие усердно заканчивали внутреннюю отделку и расставляли привезенную мебель.
— Ну, что ж, — одобрительно сказал Росситер, — прекрасно выдержанный современный стиль.
Лайэм просиял — это была первая оценка постройки образованным и сведущим человеком; подрядчики, конечно, своего мнения не имели.
— Сначала у меня были скромные планы по внутренней отделке дома, — заметил Лайэм, но потом я решил сделать больше ниш и книжных полок, потому что намерен расширить свою коллекцию произведений искусства.
Рассматривая книги на полках, а это были антологии древнегреческой и древнеегипетской лирики, Росситер в сердцах сказал:
— Почти все переводы для нас должен был делать Квигли. Хоть бы этот чертов сын ввязался в идиотскую историю уже после того, как выполнил бы работу для Общества.
— В какую еще историю? — поднял брови Лайэм.
— Да это просто непоправимый ущерб для нашей книги, — заметил Тео Мэнсфилд. — С латыни переводят трое — я, Кэннингхэм и Росситер, а с древнеегипетского и древнегреческого теперь некому.
— Да что же случилось с Квигли? — повторил свой вопрос Лайэм.
— Он был арестован.
— За что?
— Да как бы сказать… у него была некоторая склонность к маленьким девочкам. Ну, все время ему это сходило с рук, и вдруг отец какой-то гречаночки — раз, два и сдал нашего Квигли полиции. Тот протестовал, изображал дело так, что он принял девчонку за профессиональную проститутку…
— Ну и что же, Квигли теперь в тюрьме? — спросил Лайэм.
Тео Мэнсфилд покачал ссреброволосой головой.
— Разве богатые люди сидят в тюрьме? Освобожден под залог, конечно.
— Господи, до чего может докатиться человек! — вскричал Лайэм. — Квигли всегда казался непредсказуемым, но охотиться за девочками и давать взятки чиновникам — дальше некуда. Да, человека не узнаешь, пока не заглянешь в глубину его души, — задумчиво закончил он.
Некоторое время мужчины молчали, вспоминая, очевидно, о жестком и необычном характере Квигли, о таинственной судьбе его богатой жены, которую никто из его знакомых в глаза не видел и о которой Квигли даже никогда и не упоминал.
Наконец эту тему оставили. Росситер прокашлялся и громко заявил:
— Во всяком случае, даже если число переводов сократится, останутся великолепные иллюстрации нашей Федры…
Лайэм, который совершенно забыл, что для иллюстраций позирует Орелия, нервно спросил:
— Они уже сделаны?
— Да, уже многие эскизы готовы, — ответил Мэнсфилд. — Племянница Федры оказалась великолепной моделью. Она — просто воплощение женской красоты Средиземноморья.
Лайэм заметил, что на лице Росситера выразилось явное неодобрение. Очевидно, он в чем-то не согласен с Мэнсфилдом. — А как вы считаете, доктор Росситер? — спросил Лайэм.
— По-моему, Федра должна была найти натурщицу в среде профессиональных артисток, — без обиняков заявил Росситер. — Мисс Кинсэйд — женщина из общества, вряд ли ей стоит позировать в таких костюмах.
Он снял и протер очки, и Лайэм заметил какой-то странный блеск в его глазах.
Снова заговорил Мэнсфилд:
— Но ведь Де Витт Карлтон не возражает против того, чтобы мисс Кинсэйд позировала для нашей книги.
— Де Витт Карлтон? — раздраженно воскликнул Лайэм.-К чему Обществу его одобрение, если он даже не является ее членом?
— Зато является женихом мисс Орелии Кинсэйд, — возразил Тео Мэнсфилд.
— Как? — загремел Лайэм; все изумленно обернулись к нему. — Откуда у вас такие сведения, приятель?
Мэнсфилд не ответил, но вступился Росситер:
— Карлтон не держит этого в тайне. С тех пор как мисс Кинсэйд вернулась в Чикаго, он ухаживает за ней. Главный или даже единственный поклонник.
Единственный поклонник? А кто же тогда он? Мысли в голове Лайэма как будто закружились в бешеном хороводе. А он, значит, любовник на короткий срок? — Лайэм почувствовал гнев и досаду, но ни слова не высказал — выдавать даму не принято в обществе. Орелия клялась, что любит его, и Лайэм страстно желал, чтобы она любила его и только его. Он знал, что в жизни Орелии был другой мужчина, но не мог смириться с тем, чтобы этим мужчиной оказался Де Витт Карлтон. Значит, она лгала, когда открыто называла Карлтона педантом и занудой.
Но действительно ли Карлтон был первым мужчиной Орелии? Если она была связана с другим человеком, зачем же она вела эту игру с ним, Лайэмом? Для того чтобы продвинуться по работе? Он вспомнил, что и работу у О'Рурков она получила нечестным путем, использовав дружбу Сина и Федры. При этой мысли кровь Лайэма вскипела. Он не даст одурачить себя второй раз!
— Мне очень жаль, джентльмены, — холодно заявил он, — пожалуй, я не смогу отправиться с вами. У меня осталось слишком много работы по дому. Кроме того, мне надо подготовиться к важной деловой встрече в офисе завтра утром. Прошу прощения!
Мэнсфилд и Росситер выразили огорчение, сели в свой экипаж и уехали. Лайэм смотрел им вслед и думал о завтрашней утренней встрече в офисе с Орелией Кинсэйд.
* * *Орелия делала эскиз фасада здания, склонившись над своим чертежным столом, но не с серьезно-сосредоточенным, как обычно, а с мечтательно-рассеянным видом. Из-за этой рассеянности на фасаде появились необычные декоративные детали в стиле, не присущем американской архитектуре, скорее, в европейском, усвоенном Орелией в Италии. Карандаш ее беспечно, как бы независимо от нее самой, рисовал асимметричные украшения из вьющихся растений, ракушек и цветочных гирлянд. Рококо вовсе не было любимым стилем Орелии, но, подстегнутое чувством влюбленности, воображение увлекло ее.
Эскиз был заказан богатым экспортером мясных продуктов с Юга ирландцем Патриком Шонесси, приятелем О'Рурков. Он купил земельный участок для своего дома в знаменитом Ряду Миллионеров, на Саус Мичиган-авеню, застроенной великолепными особняками.
В таком состоянии Орелия работала за своим столом, когда в офис, опоздав более чем на час, вошел Лайэм О'Рурк. Очнувшись от рассеянности, Орелия посмотрела на свои часики, приколотые к корсажу, и удивленно уставилась на собственный рисунок. Она сразу утратила свой сияющий вид, поняв, что этот эскиз надо просто порвать, потому что он сделан совсем не в том стиле и для заказчика неприемлем. Но она даже не успела убрать эскиз в папку, чтобы потом незаметно его ликвидировать, к ней уже подходил Лайэм.
