Анри де Ренье - Страх любви
XIX
Антуан Фремо, насвистывая, вошел в салон гостиницы «Британия», где жена его, лежа на кушетке, читала. Она положила книгу на колени.
— Наконец-то ты пришел, Антуан. Как поздно!
В голосе ее была легкая досада. Как ни опьяняюще было чтение «Консуэло», оно все же не могло вполне сделать нечувствительными часы ожидания, которые она старалась скоротать в обществе любимых авторов. Сегодня, вообще говоря, муж ее казался озабоченным таинственными делами. Ему передали за завтраком письмо, которое он спрятал в карман, и немного позже, под предлогом плохой погоды, он вышел из дому один. О, ровно ничего интересного: ему надо навести справку в агентстве Кука ввиду их близкого отъезда.
Возвратясь, он рассказал жене, что Сириль Бютелэ заставил его долго просидеть с ним за столиком в кафе Флориан. Кроме того, он должен был еще повидать г-на Бютелэ вечером: художник хотел дать ему небольшое поручение в Париж. Он обещал, так как с художником надо быть любезным… Поэтому после обеда он снова ушел, несмотря на проливной дождь, и сейчас, когда он вернулся, было почти одиннадцать часов! Где мог он пробыть так долго?
Маленькая госпожа Фремо подозрительно смотрела на мужа. Что скрывает от нее Антуан? Что означают эти отлучки? Откуда эта внезапная покорность малейшим желаниям г-на Бютелэ? В чем тут дело?..
Антуан Фремо ходил взад и вперед, покручивая ус, с лицом более озабоченным, чем торжествующим. Мещанское благоразумие хорошенькой г-жи Фремо брало верх над ее романтическим воображением. Быть может, он получил какое-нибудь неприятное известие из Парижа: пожар на заводе, недобросовестность кассира, несостоятельность должника?..
Меж тем он сел возле нее:
— Ну, Лоретта! Это все, что ты находишь сказать мне?.. Ты, однако, устала, и нам лучше лечь спать… тем более что завтра я встаю очень рано.
Она посмотрела на него с беспокойством. Брови ее нахмурились. Наверное, он обманывает ее.
— Меня просили быть секундантом в одном деле чести… О, это очень не весело, но я никак не мог отказаться!
Она вдруг вскочила: том «Консуэло» упал на ковер. Все ее маленькое личико болезненно сжалось, готовое заплакать.
— Ты хочешь драться!.. Я этого не допущу, не допущу!..
Антуан Фремо рассмеялся.
— Драться, но с кем же? Что ты придумала?.. Зачем стал бы я драться, боже милостивый!.. Ведь я же сказал тебе, что буду секундантом, маленькая дурочка! Вот в двух словах все дело. Марсель Ренодье, ты его знаешь… Марсель Ренодье должен драться на дуэли и просит меня быть его секундантом. Я не мог не согласиться, хотя с тех пор, как мы здесь, он был не слишком предупредителен с нами… но, в конце концов, теперь я понимаю, почему… Словом, я должен оказать ему эту услугу. Мы с ним были дружны три или четыре года тому назад… Славный малый в общем, хотя немного ветреный, немного сумбурный… С такими людьми всегда так бывает… Они живут в стороне от жизни, а потом, как только захотят жить, трах! Словом, я согласился. Понимаешь ли ты теперь? Второй секундант — господин Бютелэ. Он очень огорчен… Это старый друг отца Марселя, и Марсель — его слабость…
Хорошенькая г-жа Фремо, теперь успокоенная, смотрела на мужа с восторгом. Ее романтизм воспламенился. Дуэль! Ах, какой прекрасный финал для пребывания в Венеции!.. Как эта дуэль дополняет недели, проведенные в романтическом городе, в обществе ее любимых героев!.. Она и не представляет себе иной причины для нее, как любовная история. Она спросила Антуана:
— Но из-за чего же они дерутся?.. Из-за женщины?..
Как могла выглядеть героиня этой драмы?.. И г-жа Фремо рисовала себе итальянку с темными глазами, с пышной прической густых волос, или белокурую француженку, пылкую и чувственную. Антуан Фремо колебался. Да нет же, ни одного женского имени не было произнесено!.. Противник Марселя Ренодье, некий г-н д'Аржимель, послал ему своих секундантов: австрийского барона, г-на Гогенгейма, прибывшего с ним вместе из Инсбрука и остановившегося в гостинице «Британия», и морского офицера Этторе Альдуранди, командира одного из миноносцев, охранявших порт. Условия дуэли были установлены без затруднений. Она состоится завтра, на пистолетах. Противники должны обменяться четырьмя пулями по команде, на расстоянии двадцати пяти шагов. Единственное затруднение возникало из-за выбора места. Сначала думали о саде г-на Энсворта, на острове Джудекка, но старый англичанин вместо сада предложил покинутую виллу, превращенную в ферму, которой он владел в Мальконтенте, на Бренте. Туда легко было добраться из Фузины, в экипаже или в трамвае, и г-н Энсворт предоставлял Сирилю Бютелэ и его друзьям свою моторную лодку, чтобы переехать лагуну. Г-н д'Аржимель и его секунданты воспользуются моторной лодкой гостиницы. Таким образом, будет избегнута встреча противников на одном и том же судне именно на пароходике, обслуживающем сообщение между Венецией и материком. Выехав в половине девятого, они к десяти часам будут на вилле Фоскари, и там…
Хорошенькая г-жа Фремо закрыла свои прекрасные испуганные глаза. Ей казалось, что она уже слышит пистолетные выстрелы, крик раненого… О, если бы это был ее Антуан, — какой ужас! Но она не позволила бы его убить. Она была бы там, чтобы броситься между противниками и отклонить роковой выстрел!.. Она была бы там, чтобы ухаживать, по крайней мере, за раненым, который мог быть лишь противник Антуана… Он смотрел на нее, всю трепещущую от воображаемого волнения.
— О чем ты думаешь, моя дорогая?
Она подняла на него лукавый взор:
— Ты не разубедишь меня в том, что за этой дуэлью скрывается женщина!
Она сжала губы и покачала своей маленькой проворной ножкой. Антуан Фремо улыбнулся:
— Ах ты, любопытная! В самом деле же, я ничего не знаю… Но я могу поделиться с тобой моими предположениями…
XX
Г-жа де Валантон, вернувшись из Заттере в гостиницу «Британия», поднялась прямо к себе и с рыданьем бросилась на постель, уничтоженная и пристыженная. Она еще видела насмешливый поклон швейцара. Ей казалось, что она поймала ту же насмешку во взгляде горничной, принесшей ей чашку шоколада, который она пила каждое утро при пробуждении. Наверное, ее приключение забавляло прислугу. Перед подносом, поставленным на круглый столик, она оставалась неподвижною и словно окаменелою, но вскоре одна забота вытеснила все остальные. С минуты на минуту Бернар будет здесь, и мысль о том, что она ему скажет, вызывала в ней дрожь.
Она оставалась так долго, трепещущая и тревожная, вздрагивая при малейшем шуме. Около полудня горничная вернулась: «Не угодно ли чего-нибудь синьоре? Она кажется усталою. Сойдет ли она завтракать?» На эти вопросы пришлось ответить: «Она позвонит, если ей что-нибудь понадобится»… Минуты снова потекли, долгие, однообразные, томительные, смертельные. Только после полудня она услыхала стук в дверь. Ах, как забилось ее сердце! Ей казалось, что она никогда не будет в состоянии крикнуть: «Войдите!» — и она закрыла глаза.
