Ширл Хенке - Огонь в крови
Коснись меня, Лисса, — прошептал он, заставляя повиноваться дерзкому приказу, и, когда ее мягкие маленькие руки, скользнув между их телами, сомкнулись вокруг напряженного фаллоса, Джесс едва не вскрикнул от острого наслаждения, сознавая только, что должен немедленно войти в нее, чтобы, подобно зеленому мальчишке, не знавшему женщины, не расплескать семя по этим накрахмаленным простыням.
— Откройся для меня.
Джесс раздвинул ее колени, положил руку на темно-рыжий треугольник, чтобы ощутить жемчужную влагу и убедиться, что Лисса готова принять его, приник ртом к ее губам, заглушая тихие, почти звериные крики, и начал входить, медленно, дюйм за дюймом, в тесный скользкий колодец таинственной расщелины.
Наконец, не выдержав, он врезался одним толчком как мог глубже, удерживая Лиссу на месте, пока не смог обрести контроль над собственным телом. Лисса сумела встать на колени, обняв плечи Джесса, позволяя ему поддерживать их совместный вес. Джесс подождал, пока она не свыкнется с еще не совсем знакомым ощущением, и, приподняв ее ноги, обхватил ими свою талию. Лисса чувствовала, как Джесс все глубже проникает в нее, и изо всех сил льнула к нему, сжимая его ляжками и беспорядочно извиваясь в стальных объятиях, безмолвно требуя утолить сладкую боль, разрывающую тело. Когда его бедра начали медленные толчки, Джесс без слов показал ей, как двигаться навстречу ему. Лисса быстро подхватила ритм, не отставая от нарастающей лихорадочной страсти Джесса, пока они не столкнулись с такой силой, что девушка упала на подушки, потянув на себя любовника.
Не выходя из нее, Джесс продолжал яростный самозабвенный полет в страну экстаза. Кончик его языка очертил маленькое ушко, зубы мягко прикусили мочку, а губы впились в то местечко на шее, где бешено бился пульс.
Ногти Лиссы вцепились в его спину, оставляя кровавые следы, но девушка, потеряв голову, молила его не останавливаться, билась в забытье, словно лишившись рассудка, пока Джесс не почувствовал, как нежная шелковистая плоть, державшая его в тесном плену, не начала содрогаться в сладостных судорогах.
Лисса желала лишь, чтобы оно продолжалось вечно, это жаркое буйное блаженство. Она, сама того не понимая, стремилась к великолепному насыщению, удовлетворению чувственного безумия, испытанного лишь однажды в тот день, когда Джесс Роббинс любил ее на берегу озера. Но как только первые крохотные волны начали расти и распространяться, как круги по воде, Лисса закричала от сожаления, что красота их слияния так быстро померкла.
Рот Джесса впитывал ее крики, пока его тело ощущало восхитительные конвульсии, сотрясавшие Лиссу с головы до ног. Никогда еще он не владел столь страстной, чувственной… и такой неопытной женщиной. Атласные тиски этой горячей плоти лишали разума. Как быстро он потерял контроль и почувствовал, что раскаленный удар оргазма прошил его тело, высвобождая фонтан семени и оставив Джесса таким опустошенным, что он, не в силах шевельнуться, обмяк на Лиссе, все еще сжимая ее в объятиях, зарывшись лицом в буйную копну спутанных волос.
Лисса ощутила, как напряглось и дрогнуло его тело, когда он излил в нее свою жизненную силу, увеличивая и продлевая путешествие в страну блаженства, обостряя утонченно-изысканную пытку. И в этот момент она поняла, что сделает все, лишь бы удержать этого человека. Все на свете.
Наконец, когда дыхание вернулось, Джесс отодвинулся, стараясь не перевернуть узкую постель.
В спешке он не успел снять брюки, а Лисса лежала под ним в измятой, перекрутившейся, сползшей с плеч сорочке и выглядела развратно-пресыщенной, словно те дорогие шлюхи, которых он покупал когда-то… но на этот раз Джесс сознавал: никогда не будет он желать другую женщину так сильно, как эту.
Когда Джесс отстранился, Лисса, лишенная тепла его тела, неожиданно почувствовала себя беспомощной и несчастной. В темноте глаза Джесса поблескивали, как у ночного хищника, выражение лица было непроницаемым. Лисса лежала, ошеломленная, почти не сознавая, что с ней, но в этот момент Джесс перекинул ноги через край кровати и, встав, натянул брюки и начал застегивать сорочку.
«Я выгляжу настоящей шлюхой», — с омерзением подумала она, стараясь прикрыть сорочкой обнаженные ноги. Они вцепились друг в друга и катались по постели, забыв даже раздеться! Какой стыд! Залившись краской, Лисса молча наблюдала, как Джесс методически надевает сапоги. Только потом он повернулся и взглянул на нее.
Лисса выглядела такой заброшенной и маленькой, жалким комочком на смятых простынях. Она больше не казалась распутницей, скорее обиженным ребенком, пойманным на каком-то ужасном проступке. Сердце Джесса неожиданно глухо забилось, волна нежности охватила его. И тут на щеках девушки блеснули гонкие, серебристые полоски слез, медленно сочившихся из-под закрытых век.
— Лисса, Лисса, — прерывающимся голосом прошептал Джесс, сжимая ее в объятиях.
Приглушенно всхлипнув, девушка взметнулась с кровати.
Не нужно ненавидеть меня, Джесс. Пожалуйста, не надо!
Она спрятала лицо у него на груди, цепляясь за Джесса трясущимися руками.
Джесс приподнял ее подбородок, осторожно коснулся мокрых ресниц, пытаясь высушить пальцем соленые капли.
— Не плачь, Лисса, не плачь, я вовсе не ненавижу тебя.
Но и не любишь…
Джесс прижимал ее к себе, пока она не успокоилась. Руки безжизненно опустились, когда он наконец отступил.
— Мне нужно идти, Лисса. Уксусный Джон, должно быть, уже встал.
— Ты вернешься? — прошептала она, сама пораженная слетевшему с языка вопросу.
Неужели у меня не осталось ни разума, ни гордости, ни самолюбия?! Джесс поколебался.
— Вряд ли. Не стоит. Мы оба знаем это. И тут же с горечью добавил:
— Хорошо, Лисса, я ничего не могу с собой поделать… но только не здесь. Твои сторожевые псы не каждую ночь напиваются. Днем я буду спускаться к пруду каждый раз, когда удастся. Бери Кормака с собой, когда пойдешь.
Я буду осторожна, Джесс.
Он потихоньку закрыл дверь и исчез в предрассветной тиши, оставив Лиссу одну. Девушка еще долго продолжала стоять, зябко обхватив себя руками.
Янси Брюстер наблюдал, как Криделлия Ивере медленно пробирается через высокую траву покрытую толстым слоем пыли, стараясь не запачкать юбку. Но ее бледно-желтое платье все равно посерело. Странно, Лиссе Джейкобсон так идет этот цвет, волосы начинают сверкать, словно тлеющие угли, а кожа, казалось, отражает солнечное сияние. Но на этой уродине, аккуратно перебирающей ножками, любой оттенок выглядит отвратительно. Когда Деллия помахала ему рукой, и без того выпученные глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. На ум пришли слова Люка Диверса. — Нормальный мужчина на нее и не взглянет.
