Патриция Мэтьюз - Блаженство страсти
Решимость вернулась к Рамону, и он поднялся по ступенькам на широкую террасу и поднял тяжелый бронзовый молоток.
Боль в голове ослабела и превратилась в однообразную пульсацию. Джессика дремала, когда в комнату на цыпочках вошла мать.
Увидев, что глаза дочери закрыты, Анна Мэннинг молча повернулась к двери, но Джессика, почувствовав ее присутствие, открыла глаза и спросила:
– Что там, мама?
– Ничего особенного, дорогая, просто какой-то молодой человек пришел проведать тебя. Я думаю, что он из той семьи, которая привезла тебя вчера утром. Некто Рамон Мендес. Но если ты не расположена его принять, я просто передам ему твою благодарность, и он придет в другой раз.
Джессика осторожно села – при быстрых движениях голова у нее начинала болеть.
– Нет, мама. Я ничего не делаю, только сплю целый день. Пусть он войдет. Он и его семья были так добры ко мне, это он встал между мной и сорвавшейся лошадью. Если бы он этого не сделал, меня бы ударило еще сильнее.
Анна Мэннинг кивнула:
– Хорошо, Джессика. Рамон принес красивые цветы. Я поставлю их в воду и принесу сюда.
Когда Рамона провели к ней в комнату – вид у него был скованный и смущенный, – Джессику опять поразила его смуглая красота.
Она по-прежнему не могла вспомнить, что происходило с ней непосредственно перед несчастным случаем, но помнила почти все, что было потом, и была очень благодарна Рамону и его семье за то, что они для нее сделали.
– Садитесь, пожалуйста. – Девушка указала на плетеное кресло с высокой спинкой, стоявшее у ее кровати. – Как мило, что вы пришли, Рамон. Вся ваша семья вчера была так добра ко мне, и я не знаю, как выразить свою благодарность.
Рамон, явно смущенный этими словами, поднял руку, словно хотел отстранить их.
– Что вы, мисс Мэннинг. Любой порядочный человек поступил бы так же. – Он неловко поерзал в кресле. – Мать и сестра передают вам поклон.
Джессика, улыбнувшись, кивнула.
– Поблагодарите их от моего имени и передайте, что я чувствую себя лучше. Голова болит уже меньше, и хотя я так и не вспомнила большую часть того, что происходило со мной в последние дни, врач сказал, что такое бывает довольно часто – провал в памяти после удара по голове.
Джессика замолчала, и воцарилась неловкая тишина. Девушка заметила, что Рамон нервничает в ее присутствии, и спросила себя, отчего это.
Затем она попыталась оживить разговор:
– Расскажите о себе, Рамон, о себе и о своей семье.
Рамон, по-видимому, удивился.
– Особенно рассказывать нечего. Мы, как вы знаете, кубинцы. Отец переехал в эту страну шестнадцать лет назад в поисках лучшей жизни для себя и своей семьи. Он повар, и очень хороший повар; к счастью, ему быстро удалось найти работу. Когда построили отель «Залив Тампа», он поступил туда на работу, как мастер по соусам, и с тех пор там и служит. Семья у нас небольшая: мать, отец, сестра Мария и двое братьев – Эдуардо и младший, Пауло. Мы с Эдуардо работаем на сигарной фабрике, Мария – в отеле. Боюсь, что это не самая интересная семейная история.
Джессика улыбнулась.
– Судя по всему, у вас хорошая семья, и, наверное, это чудесно – иметь братьев и сестер. У меня их нет. Мне всегда хотелось бы иметь сестричку, чтобы было с кем поболтать. Вы сказали, что семья у вас небольшая, но мне она кажется очень большой.
Рамон слегка покраснел.
– По кубинским понятиям, у нас маленькая семья. Вы, американцы... – И он осекся.
Джессика проговорила:
– У нас тоже бывают большие семьи. Например, Джонсоны – у них десять детей. В их доме постоянно шум и неразбериха.
Она сказала это, чтобы ободрить Рамона, и действительно, это последнее замечание девушки вызвало неуверенную улыбку на его губах.
– Если вам кажется, что это шум, вам нужно побывать в большой кубинской семье. Видите ли, кубинцы – народ очень экспансивный. Мы, наверное, более эмоциональны, чем вы, американцы.
– Американцы? А разве вы не американец, Рамон? Знаете, я никогда не думала о себе именно в таком смысле – что я американка. Получается, что мы принадлежим к совершенно разным народам.
– Это потому, что так оно и есть, мисс Мэннинг.
Улыбка его исчезла, и опять Рамон казался далеким и даже немного враждебным. Джессике отчаянно хотелось, чтобы он чувствовал себя свободно. Он так красив, и вчера он был таким добрым. Что же случилось сегодня? Почему он так натянуто держится в ее присутствии? Почему так скован? Он очень привлекал девушку, и ей очень хотелось ему понравиться.
– Все мы люди, Рамон, – сказала она мягко. – И американцы, и кубинцы. А если так, то разве можем мы столь уж сильно отличаться друг от друга?
Он проговорил упрямо:
– Многие из вас думают иначе, мисс Мэннинг. Многие люди ненавидят и боятся всех, кто не похож на них.
– Просто-напросто эти люди ошибаются, – возразила Джессика убежденно.
Рамон улыбнулся, и, как и вчера, девушка удивилась, как засияло при этом его лицо.
– Конечно, это вполне вероятно, но от этого они не прекращают преследовать тех, кто, по их мнению, от них отличается. Но я рад, что вы думаете иначе, мисс Мэннинг. Может быть, когда-нибудь больше людей станут думать так, как вы, и мы все будем мирно жить вместе.
– Я очень на это надеюсь. И прошу вас, зовите меня по имени, Джессикой. Когда вы обращаетесь ко мне «мисс Мэннинг», это звучит так официально.
Лицо Рамона опять стало замкнутым и серьезным, почти мрачным.
– Это не принято. И хотя я не хочу вас обидеть, но вынужден отказаться.
Джессика была поражена. Какой же он странный, сложный человек! Как он не похож на юношей и мужчин, которых она знает. И дело не только в его смуглой красоте – ибо он по-настоящему красив, – просто его характер и его личность сформировались совсем в других условиях. Возможно, он в чем-то и прав. Его народ на самом деле другой, по крайней мере в том, что касается обычаев и языка. Но Джессика по-прежнему считала – то, что объединяет людей, гораздо важнее того, что их отличает.
– Мне нужно идти, – сказал он, внезапно вставая и слегка кланяясь. – Моя семья и я желаем вам полного и быстрого выздоровления.
– Спасибо, Рамон, – тихо сказала Джессика, а потом дерзко протянула ему руку.
Это был смелый жест, и, учитывая разговор, который они только что вели, Джессика решила, что Рамон не примет ее руку. Но, немного поколебавшись, он пожал ее.
Когда ее маленькие белые пальчики утонули в его сильных смуглых ладонях, Джессика почувствовала, как ее охватывает дрожь. Рука у молодого человека была теплая и крепкая, и на мгновение его пальцы прижались к ее ладони; а потом он торопливо разжал руки, и его лицо вспыхнуло темным румянцем.
