Патриция Райс - Бумажная луна
По сигналу Тайлера музыканты грянули бесшабашно-веселый рил[4]. Дженис стояла в боковых рядах зрителей и притопывала в такт ногой, с улыбкой глядя на то, как толпа постепенно делится на пары, встает в танцевальные фигуры и, поймав ритм, пускается в пляс. Она ничего не понимала в музыке и танцах, но с удовольствием смотрела на яркий парад разноцветных платьев и ритмических движений. Веселое возбуждение публики невольно передалось и ей.
— Надеюсь, ты надела удобные туфли? Сегодня вечером я собираюсь затанцевать тебя до полного изнеможения.
Дженис удивленно вскинула глаза, но Питер уже ухватил ее за талию и увлек в круг танцующих.
— Такой танец я не учил дома, но с виду в нем нет ничего сложного, — сказал он, повторяя движения других танцоров.
Пораженная его невежеством, Дженис сосредоточилась на шагах. Когда ей наконец показалось, что она ухватила рисунок движений, музыка кончилась. Но музыканты тут же заиграли новую мелодию, и Питер снова закружил ее по залу. Они двигались так быстро, что захватывало дух. Ноги ее едва касались пола. Питер нес ее, и она летела. Его силы и ловкости было достаточно, чтобы она забыла обо всем на свете. Это было удивительное ощущение, и Дженис с восторженной благодарностью встретила его взгляд.
— Браво, миссис Маллони, вы неотразимо послушны! — заявил он с усмешкой. — Надеюсь, вы всегда будете так сдаваться во власть моих чар?
— И вовсе я не сдаюсь! — выдохнула Дженис возмущенно, летя вместе с ним по кругу.
И все же она сдавалась. Даже когда музыканты заиграли медленный танец и он уверенно повел ее в вальсе, Дженис следовала за каждым его движением. Эта податливость удивила даже ее саму. Будь на его месте какой-то другой мужчина, она стала бы в его руках деревянной, но Питеру удалось разрушить все ее баррикады. Дженис парила вместе с ним, и у нее было не больше собственной воли, чем у летящего по ветру мотылька.
Все внимание Дженис было поглощено танцевальными шагами, и она на время забыла о тревожной близости своего мужа. Но, освоившись с ритмом, вдруг стала замечать, как крепко сжимает ее руку его рука, как уверенно обнимает он ее за талию, привлекая так близко, что она чувствует ритмичное покачивание его бедер. Знакомая дрожь волнения охватила ее. Она еще не настолько уверенно танцевала, чтобы смотреть по сторонам, и все ее поле зрения заполняли широкие плечи и грудь Питера, а еще его улыбка, когда она поднимала глаза. Он смотрел на нее не отрываясь, и очень скоро Дженис уже не могла отвести взгляда от его горящих глаз. Когда кончился танец, она подумала, что так навсегда и останется в этой позе — в плотном кольце его рук под его пожирающим взором.
К счастью, подбежала Бетси, и им волей-неволей пришлось оторваться друг от друга. Но весь оставшийся вечер их не покидало упоительно-сладостное возбуждение того момента.
Время от времени Дженис втягивалась в кружок болтавших женщин или в детскую ссору возле кубка с пуншем. Но как только к ней приближался какой-то другой мужчина, Питер тут же оказывался рядом. Он ничего не говорил, не притрагивался к ней, не пытался увести. Просто ждал, когда жена обменяется с джентльменом любезностями и решит, принять или нет его приглашение на танец. Дженис не знала, что бы он сделал, прими она чьи-то приглашения, но она всем отказывала. Танцевать с другими мужчинами ей было совсем не интересно.
Когда наконец до Питера это дошло, его желание, похоже, утроилось. Танцуя с ней, он касался ее только так, как того дозволяли светские приличия, но Дженис чувствовала его горячий взгляд на своей груди, его нетерпеливо-жаркую руку, скользившую по спине, и понимала, почему он прячется за ее юбками и вальсирует так, будто ему что-то мешает. Он изо всех сил старался сохранять галантную учтивость джентльмена, но мысли его уже были в постели, которую они разделят после танцев.
Ее мысли были там же.
Время шло, и на душе у Дженис становилось все тревожней. Этой ночью ей придется полностью сдаться ему, а она еще не решила, хорошо это или плохо. Хочет ли она носить ребенка, который может появиться после этого их соития? Она не знала даже, нужно ли им было вообще жениться. Она знала лишь одно: Питер ждет, чтобы она стала ему женой в полном смысле этого слова, и мысль об этом уже больше не вызывала в ней отвращения.
Это открытие потрясло Дженис, когда Питер оттащил ее в тень и нежно поцеловал в губы. Вряд ли кто-нибудь их заметил. Изрядное количество выпитого пива и вина взвинтило веселье общества, и те, кто не прятался подобно им по укромным уголкам в поисках уединения, носились по залу в головокружительном вихре танца. Здесь на них никто не обращал внимания, и Дженис не стала возражать, когда Питер прижал ее крепче, так что она почувствовала его желание даже через спасительный слой своих нижних юбок. Она задрожала, понимая, что эта дрожь — признак не столько страха, сколько возбуждения.
— Дети ушли спать. А когда мы сможем последовать их примеру? — хрипло проговорил он возле ее уха.
— Питер, нам надо поговорить.
Она попыталась выставить между ними руки, чтобы отстранить его, но лишь ухватилась пальцами за его рубашку. Сюртук и жилет он снял намного раньше из-за жары.
— Разговор — это не решение. Мы муж и жена, Дженни. Пора уже начинать вести себя сообразно с этим. Мне кажется, ты больше не боишься меня, верно?
Она жутко боялась его, но не в том смысле, какой он имел в виду. Она боялась собственной беспомощности. Она боялась того, что он мог и хотел сделать с ее жизнью и с ее будущим. Но то, что он хотел сделать с ее телом, больше не пугало Дженис, она сама жаждала остаться наедине с мужем и убедиться в том, что он ее хочет. Но все эти желания были не настолько сильны, чтобы подавить другие ее страхи.
— Но ты же хочешь бросить меня, — слабо возразила Дженис.
— Я вернусь за тобой.
Он решительно схватил ее за талию и потащил к двери конюшни.
— Я не могу быть уверена в этом. Питер, это неприлично!
Дженис отчаянно пыталась вырваться, пока он, уворачиваясь от компании хохочущих гостей, тащил ее в темноту.
— А прилично будет, если я овладею тобой вон в том стогу сена? Но именно это и произойдет, если мы не уйдем отсюда. Я дал тебе время, Дженис. Неужели я тебе все еще противен?
Потрясенная этим вопросом, Дженис позволила Питеру вытащить ее во двор, а там остановилась и взглянула ему в лицо. Хорошо знакомые ей красивые черты были сейчас в тени, но она все же заметила в них боль. Нежно дотронувшись до его щеки, она проговорила:
— Противен? Как ты можешь такое спрашивать?
— А что мне еще думать, когда моя жена каждый раз убегает от меня. Возможно, нам надо поговорить. Ты должна рассказать мне, что у тебя произошло с тем первым мужчиной. Он сделал тебе больно, Дженис? В этом все дело? Или только во мне?
