Барбара Картленд - Звезды в волосах
— Вы очень переменились, — сказала Элси. — Я едва узнала вас, когда увидела внизу. Вы должны всегда так причесываться.
— Наверное, я не смогу сама так уложить волосы, — призналась Гизела.
— О, это совсем нетрудно, — решила Элси, тщательно рассмотрев прическу. — Думаю, сумею вам помочь, пока вы не привыкнете причесываться сами. Я вижу, как закреплены локоны. О, мисс, вы хорошо провели время?
Гизела не сразу ответила. Да и что она могла ответить? Она хорошо провела время? Трудно сказать. Она подумала о тех потрясениях, которые пережила; о страхе и волнениях, опасении подвести императрицу; о любви, проснувшейся в ее сердце и поглотившей ее без остатка; о непроходящей боли при мысли о том, что она потеряла и что уже никогда не сможет вновь пережить.
— Да, я хорошо провела время, — наконец проговорила она.
— Вы мне должны все рассказать, мисс, — сказала Элси. — А теперь мне пора идти. Скоро позвонит хозяйка, чтобы я пришла одевать ее. Я не скажу ей, что вы уже дома, если она не спросит.
— Да, не говори, — попросила Гизела. — Ничего не говори.
Она поняла, что совершенно не готова к встрече с мачехой. Девушка всегда боялась ее, но теперь, со смертью отца, рухнула ее последняя надежда на защиту. В ней всегда жило чувство, что каким бы слабым и безвольным от выпитого он ни был, она всегда могла прибегнуть к его помощи в самом крайнем случае. Гизеле казалось, что он обладает способностью как-то усмирять разбушевавшуюся леди Харриет, которая никогда не была столь жестока и безжалостна, как в его отсутствие. А теперь он умер и уже никогда не сможет защитить ее.
Гизела закрыла лицо руками. Спустя немного времени она услышала чьи-то шаги за дверью и вздрогнула, словно нервный, настороженный зверек, преследуемый охотником. Оказалось, ничего страшного. Просто лакей с садовником принесли ее сундук. Они поставили его посредине комнаты, расстегнули ремни на крышке и ушли, с шумом закрыв за собой дверь.
Гизела посмотрела на сундук и решила, что нужно разобрать вещи, но даже не пошевелилась. Удручала мысль, что придется развешивать в шкафу старые потертые платья, которые она возила с собой в Истон Нестон. Гизела знала, что они там не пригодятся ей, но тем не менее сделала вид, что собирает вещи, упаковав в сундук линялое платье, которое надевала дома по вечерам; старомодное бальное платье своей матери; штопаное-перештопаное белье, при виде которого Мария не смогла скрыть удивленного взгляда, помогая Гизеле надеть батистовое кружевное чудо, принадлежавшее императрице.
Гизела снова задала себе вопрос, почему императрица не оставила ей хоть одно платье из тех, что она носила в замке Хок. Но тут же горько улыбнулась: ее величеству никогда бы не пришла в голову подобная мысль. И хотя сама императрица не наденет больше те наряды, ей никогда не догадаться, что они были бы гораздо более полезным даром, нежели маленькая бриллиантовая звездочка.
И все же, подумала Гизела, каким бы непрактичным ни был этот подарок, он чрезвычайно дорог ее сердцу. Он явился символом того, что произошло с ней с тех пор, как она помогла упавшей на охоте женщине. Он символизировал то, что она поднялась высоко над своим положением ровно настолько, чтобы успеть заметить и восхититься великолепием звездного блеска и тут же, ослепнув от него, навсегда остаться в полной темноте.
Одно было ясно: мачеха не должна увидеть бриллиантовой броши. В противном случае она наверняка не позволит Гизеле оставить ее у себя. Поэтому, вынув футляр из сумочки, девушка спрятала его в самый дальний угол ящика туалетного столика. Пусть она никогда не сможет носить этот подарок, но ее утешала уже одна мысль, что он есть у нее и она никогда с ним не расстанется.
Гизела согрелась у огня, ее стало клонить в сон. Она и не подозревала, что так выбита из сил двумя бессонными ночами и бурными рыданиями. Девушка опустилась в кресло. Через несколько минут она склонила голову на согнутый локоть и уснула. Ей снилось, что кто-то держит ее в своих объятиях. Она чувствовала его сильные руки, его губы были совсем близко. Всем своим существом она потянулась навстречу им. Она жаждала поцелуя и восторга, который, она знала, наступит вслед за ним в ее душе.
А потом с шумом распахнулась дверь, и она, вздрогнув, проснулась. В первую секунду она не могла понять, где находится. Сон развеялся, и она почувствовала, что слегка ошеломлена возвратом к реальности. Затем она увидела, что в дверях стоит мачеха в немыслимо вычурном вечернем платье с черными перьями в волосах и черным веером в руке.
— Итак, ты вернулась!
Ее голос проскрипел на всю комнату и поднял Гизелу на ноги. Она ответила, немного заикаясь:
— Д-да, я вернулась.
— Как раз вовремя. Наверное, ты думаешь, что можешь превратить этот дом в гостиницу, приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится. Наверное, ты думаешь, что я должна быть польщена Тем, что ты вообще снизошла вернуться после посещения такого избранного общества.
— Мне кажется… я говорила вам… что, возможно, вернусь завтра, — пробормотала Гизела. — Так случилось… что я приехала раньше.
— Так случилось! Наверное, мне следует быть благодарной за такое снисхождение, — с сарказмом заметила леди Харриет.
Она прошла в комнату, оглянулась и увидела нераспакованный сундук.
— Я слышала, что ты в доме уже несколько часов. Но ты весьма хорошо позаботилась о том, чтобы я не узнала о твоем возвращении. Боялась, что я найду тебе работу, наверное. И слишком разленилась, даже собственные вещи не распаковала. Что ж, по крайней мере, не придется беспокоиться о том, чтобы снова укладывать их.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Гизела. Леди Харриет оглядела ее с ног до головы с почти фанатической ненавистью на грубом отталкивающем лице.
— Ты уже знаешь, что твой отец мертв, — сказала она, как отрубила. — Сломал себе шею на охоте, что, впрочем, никого не удивило. Он так много пил, что поразительно, почему это не случилось раньше.
Гизела поплотнее сжала губы, чтобы не произнести слова протеста, готовые сорваться у нее с языка. Она едва верила своим ушам, что кто-то, даже ее мачеха, может отзываться о мертвых такими словами. Девушка подумала, что леди Харриет рада освободиться от человека, к которому последние несколько лет питала неприязнь.
— Да, он мертв, — продолжала леди Харриет. — И мне поэтому не нужно больше терпеть твое нытье.
— Я… не понимаю, — пролепетала Гизела, охваченная внезапным холодом, как будто чья-то ледяная рука сжала ей горло и лишила последнего глотка воздуха.
Леди Харриет сощурилась.
— Ты что, еще больше отупела? — спросила она «. — Всегда прикидываешься дурочкой, когда тебе выгодно. Наверное, думаешь, что раз у тебя завелись шикарные друзья и прическа у тебя новая, то ты стала важной птицей? Так вот, я тебе напомню то, что уже не раз говорила: ты — всего-навсего незаконный щенок беспробудного пьяницы и иностранки, которая была не чем иным…
