Барбара Картленд - Райский остров
Увидев растерянно-недоуменный взгляд графа, Роксана рассмеялась.
— На Бали медовый месяц всегда бывает до свадьбы, а не после.
— Это слишком опасная практика, — сухо заметил граф. — Я бы не стал рисковать такими вещами, когда дело касается тебя.
Она нежно и лукаво улыбнулась ему, и, прочитав любовь в ее взгляде, он подумал о том, что боги уже благословили его этой любовью, и он может считать себя самым счастливым и самым удачливым человеком на земле, получив такой необыкновенный подарок от судьбы.
— Есть еще один обычай в свадебной церемонии, который, я уверена, тебе тоже не понравится, и ты постараешься его избежать, — сказала Роксана насмешливо.
— И что же это такое?
— Прямо перед свадьбой проводится важный обряд посвящения. Если у жениха или невесты почему-либо еще не подпилены передние зубы, то это делают как раз перед тем, как провозгласить их мужем и женой.
— Святые небеса! — воскликнул граф в ужасе.
— Это индуистский обряд, принятый на Бали, — объяснила Роксана. — Он совершается для того, чтобы души молодых людей в конечном счете обязательно попали бы в мир Духов.
— Нет, я отказываюсь, решительно отказываюсь от того, чтобы мои зубы подпиливали, — заявил граф с серьезным видом. — Пусть моя душа лучше не попадет в мир Духов.
— Я тоже так думаю, — согласилась с ним Роксана. — Так что давай будем надеяться, что мы сумеем избежать этой части церемонии.
— Можешь не сомневаться, — отозвался граф. — И в конце концов, твои зубы мне нравятся такими, какие они есть, они просто прелестны.
— Спасибо, — насмешливо сказала Роксана.
Уже более серьезным тоном граф добавил:
— Я каждый раз убеждаюсь, что все, что относится к тебе, совершенно. Однажды, возможно, я и обнаружу в тебе какие-нибудь изъяны, но так далеко я не заглядываю.
— Тогда, пожалуйста, не смотри слишком пристально, — взмолилась Роксана. — Я хотела бы быть… совершенной, и я молилась каждую ночь, чтобы стать более… достойной тебя.
Граф издал какое-то восклицание, которое можно было бы принять за протест, и заключил ее в объятия.
— Как ты можешь говорить такие вещи мне! — сказал он через какое-то время, наконец ослабив объятия. — Ведь все как раз наоборот. Это я тебя недостоин. Я в своей жизни совершил так много поступков, которых сейчас стыжусь.
Граф сказал это, а перед его мысленным взором мелькнул образ Луизы Ван Хейдберг. И еще он вспомнил, как, думая, что навсегда потерял Роксану, был в ужасе от того, что посчитал, что это та цена, которую он должен заплатить за свои грехи.
— Все прошлое забыто, — нежно сказала Роксана. — Только будущее сейчас имеет значение… наше будущее… А твое будущее — это я… так же как мое будущее — это ты.
— Я бы не хотел ничего иного, — с чувством сказал граф.
Они опустили бамбуковые занавески, служащие стенами, так, чтобы, пока они разговаривали, их не было видно со двора.
— Есть еще кое-что, что я должна рассказать тебе, — сказала Роксана.
— И что же это такое, еще какая-нибудь тайна?
— Я не сказала никому как в Голландии, так и здесь, кто на самом деле мой отец.
— И кто же он? — спросил граф.
Казалось, что этот вопрос его совершенно не интересует.
Он продолжал смотреть на лицо Роксаны и думал о том, что никогда не сможет насытиться его красотой, никогда не устанет любоваться светом этих чудесных глаз, изгибом этих пленительных губ…
— Когда папа был жив, — отвечала между тем Роксана, — он был председателем палаты лордов и доверенным лицом королевы Виктории.
Граф улыбнулся.
— Это производит впечатление, моя радость, но на самом-то деле я знаю, что твоим отцом был Юпитер, а матерью — Венера.
Он обнял ее и приник к ее рту, властно овладевая им, ее нежными губами, ласковым язычком… Теперь для них больше ничего уже не имело значения…
Когда стало известно о предстоящей свадьбе, на дворе дома Гвида Тано началась не прекращающаяся ни на мгновение суета. Весь день женщины украшали его так называемыми ламакс.
Это были декоративные полосы из очень молодых пальмовых листьев, которые были так искусно подобраны и расположены, что темные, светлые и почти белые листья составляли замысловатый красивый узор.
Женщины закалывали листья короткими, в полдюйма в длину, стебельками бамбука, которые, как оказалось, были не менее удобны, чем металлические булавки.
Все это придавало двору праздничный, нарядный вид, и жители со всей деревни приходили со своими дарами, фруктами, цветами, яйцами, курами, рисом на широких банановых листьях.
Эти дары все множились с каждым часом, занимая пространство почти во всех помещениях.
Роксана знала, что сейчас в каждом доме, на каждой кухне этой деревни мужчины и женщины колдуют над шипящими, булькающими яствами, предназначенными для большого пира.
Свадебный пир невозможен без молочных поросят, жаренных на вертеле, которые после церемонии будут разрезаны на куски и разложены на банановых листьях вместе с говяжьими или свиными почками и большими ломтями жирного бекона на палочках.
Еще обязательно приготовят пеньон, или перетертые кокосовые орехи, сдобренные красным и зеленым стручковым перцем, и мритья, как называют на Бали острый перец.
Хотя граф готов был платить за все, что полагалось, Роксана предупредила его, чтобы он не тратил слишком много денег на спиртное.
Хотя мужчины здесь любят пиво, рисовую и пальмовую водку, объяснила она графу, но они очень умеренны в еде и питье, потому что, по их мнению, состояние, когда человек напивается до бесчувствия, достойно всяческого презрения.
Из-за того, что эта свадьба отличалась от всего, что она когда-либо себе воображала, Роксане казалось, что все просто восхитительно и гораздо лучше, чем обычная церемония, которая могла бы произойти у них дома.
Это было словно продолжением той магии, которая окружала их с самой первой встречи, того волшебного чувства взаимопонимания, которое пронзило их, когда граф и она стояли, вглядываясь в кусок дерева, в котором были заключены фигуры влюбленных, продолжением той самой магии, которая захватила их обоих на танце кетьяк, и волшебного очарования их первого поцелуя под цветущими деревьями.
На те два дня, что оставались до свадьбы, граф не стал останавливаться в доме Роксаны, как она думала, хотя там было вполне достаточно места.
Вместо этого Гвида Тано нашел ему пустовавший дом за деревней, который принадлежал одно время англичанину, уехавшему отсюда больше года назад.
Гвида Тано нашел женщин, которые все убрали и вымыли в доме, а камердинер графа все приготовил для своего хозяина, как он обычно вот уже много лет делал во время их совместных путешествий.
