Джулия Гарвуд - Когда придет весна
— Да, почти семь лет. У нас была дочь. Ее звали Бриджит.
Больше Грэйс не задавала вопросов. В наступившей тишине у него не возникло чувства неловкости. Он не знал, почему решил рассказать этой девушке о своем прошлом, раскрыть душу. Видимо, наступил подходящий момент.
— Их уже нет на свете. Два года, как нет.
— Мне очень жаль!..
— Мне тоже.
Он говорил так, будто рассказывал о посторонних: бесцветным голосом, но с ужасной болью в глазах. Грэйс хотелось обнять его, успокоить, но она не дала себе волю: не знала, как он отнесется к ее сочувствию.
Не желая, чтобы Дэниел заметил ее потрясение, Грэйс отвернулась к окну. Помолчав еще несколько минут, спросила:
— А как звали твою жену?
— Кэтлин.
— Красивое имя. Ты ее очень любил, да, Дэниел?
— Да, — ответил он без колебаний. — Я любил ее и люблю до сих пор.
— И ты никогда больше не женишься?
— Думаю, нет, — ответил он.
— Со временем…
Он покачал головой:
— Только не говори, что время лечит.
Грэйс не поняла, почему в его голосе появилась враждебность.
— Я и не говорю.
— А что ты хотела сказать?
— Со временем ты сможешь снова с улыбкой вспоминать Кэтлин и Бриджит, радостные моменты вашей жизни втроем. Конечно, боль не пройдет совсем, но станет менее сильной.
— Откуда ты знаешь?
Она попыталась не обращать внимания на его раздраженный тон.
— Я не знаю этого по себе, но надеюсь, именно так и будет.
— Жарко! — проговорил Дэниел, расстегивая рубашку.
Она кивнула и повернулась открыть окно. Грэйс толкала, дергала раму, но безуспешно.
— Кажется, его запечатали навсегда. Дэниел встал и толкнул раму, окно открылось.
Горячий ветер ворвался в купе.
— Скажи, а как выглядела Кэтлин? — спросила она.
— А зачем тебе?
— Просто любопытно.
Дэниел положил ногу на сиденье рядом с Грэйс, откинулся на спинку и закрыл глаза. Он сложил руки на груди и, казалось, забыл обо всем.
— Она была полной противоположностью тебе, вздохнул он. — И внешне, и по сути.
— Какая она была?
— Высокая, с каштановыми волосами, карими глазами. Вся в веснушках. Кэтлин постоянно беспокоилась о своем весе, и совершенно напрасно. Она была красивая женщина и внешне, и внутренне. Наша дочь тоже. Она очень походила на мать.
Несколько минут они сидели молча, прежде чем Грэйс задала следующий вопрос:
— Как вы познакомились?
— Я остановился на ферме ее отца, по дороге в Дилон. Она работала в саду. Стоя на коленях, полола грядку под палящим солнцем. Она подняла глаза на меня и улыбнулась. Тогда-то я и влюбился.
— Я тоже люблю возиться в саду, — сказала Грэйс. — У меня растут самые красивые цветы. Самые разные.
Дэниел покачал головой.
— Кэтлин выращивала овощи. На цветы у нее не было времени. Она воспитывалась на ферме. А ты росла в городе. Так ведь?
— Но у нас есть загородный дом. Мы уезжаем туда, когда жара в городе становится невыносимой.
Дэниел фыркнул:
— Нет, Кэтлин была из простых. У нее не было времени думать о таких, пустяках, как жара или развлечения. Она работала с утра до вечера в любую погоду. У нее не было шкафов, набитых нарядами. Но она обладала достоинством, мужеством, верностью.
— А я разве нет? Ты сказал, что мы с Кэтлин не похожи. У нее было чувство собственного достоинства, а у меня, по-твоему, его нет?
— Я просто говорю: вы разные. Грэйс уставилась ему прямо в глаза:
— Ты намеренно хочешь меня обидеть?
Он не ответил. Она выглянула в окно, не желая, чтобы он заметил, как ее задели его слова. Почему он так дурно думает о ней? А с другой стороны, почему мнение маршала Райана вдруг стало столь важным для нее?
Она крепко зажмурилась, удерживая слезы. Если он увидит хоть слезинку, то подумает, что она слабая, а это неправда. Она сильная. Конечно, она никогда не работала в поле, не сажала овощи, но это не значит, что она бы не смогла. Злость немного смягчила боль от обиды. Как он смеет делать скоропалительные выводы?
— Извини, Грэйс, я не хотел тебя обидеть. Она, не глядя на,него, ответила:
— Нет, хотел.
— Ты собираешься плакать?
— Нет, не собираюсь, — заявила она, — но не лги мне. Признайся, ты хотел меня обидеть.
— Прекрасно. Признаюсь. Я хотел тебя обидеть. Закрой окно. Понятно? Становится прохладно.
— Здесь жарко, как в печке, — начала спорить Грэйс.
— Закрой окно! — приказал он.
Она подчинилась, потом снова повернулась к Дэниелу:
— Тебе плохо?
— Нет, — пробормотал он. — Я просто ужасно устал.
— Несколько минут назад тебе было жарко. А сейчас холодно.
Она села рядом с ним, втиснувшись между стеной и Дэниелом. Прежде чем он успел остановить ее, она прикоснулась ладонью к его лбу.
— У тебя жар, Дэниел. Я думаю, ты подхватил грипп.
— Грэйс, сядь на свое место и отстань от меня. Пожалуйста.
Она неохотно вернулась на свое место.
— Теперь понимаю, почему ты такой мрачный. Ты плохо себя чувствуешь.
Поезд еще раз повернул, вагон наклонился. Дэниелу стало еще хуже.
— Я не мрачный, — проворчал он. — Я поступил глупо и жестоко, мне не следовало этого делать. Тебе лучше держаться подальше от меня, Грэйс. Почему поезд идет так быстро? Почему он летит?
— Он как раз замедляет ход. Боже мой, да как же я могу держаться от тебя подальше? Мы заперты в купе, ты не спускаешь с меня глаз — сторожишь. Что такого я сделала? Чем обидела тебя?
— Грэйс, ничего плохого ты не сделала. Ты просто чертовски хороша и мила.
Она терялась: слова, сказанные этим красивым, сильным мужчиной, льстили ей, но в его тоне слышалось обвинение. Почему он злится на нее, если она хорошенькая и милая?
— Дэниел, в твоих словах нет никакого смысла. Он почувствовал, как к горлу поднимается желчь.
Он глубоко вдохнул, чтобы сдержать тошноту.
— Слушай, все очень просто.
— Разве? — спросила она.
— Да, — пробормотал он. — Я не хотел ни одной женщины после смерти жены, а в последнее время… с тех пор, как увидел тебя, я…
— Что ты? — не выдержала она.
Он понял: у него есть не больше пятнадцати секунд, чтобы добежать до туалета в конце вагона. Он ринулся к двери.
— Я хочу тебя, Грэйс! Поняла наконец? Закрой за мной дверь и никого не впускай.
Потрясенная, она не могла сдвинуться с места. Как странно он себя ведет…
Первый раз ему удалось добежать до туалета, но потом его стало рвать на пол, в ведро, которое принес проводник. Ему казалось, что он испачкал наряд Грэйс, но он надеялся, что это бред больного. Никогда в жизни Дэниел Райан не чувствовал себя так плохо. Болезнь отняла все силы. Он едва мог поднять голову. И сколько бы одеял на него ни накидывала Грэйс, никак не мог согреться.
