Линда Миллер - Невеста принца
Анни презрительно фыркнула.
— Я понимаю, — сказала она.
— Хорошо.
Рафаэль вздохнул. Видит Бог, у него больше нет сил. Вопреки своим лучшим намерениям и здравому смыслу, он страстно желал найти успокоение в объятиях Анни, излить себя в ее теплую глубину. А если еще в одну прекрасную ночь создать с ней сына или дочь, которые будут жить после него… Это желание было таким острым и таким безнадежным, что он чуть не зарыдал от отчаяния.
— Оставь меня, — прошептал он. — Пожалуйста.
Анни пристально посмотрела на него, и он увидел в ее синих глазах разочарование, потом нежность, потом печаль. Поднявшись на одну ступеньку и стоя теперь вровень с Рафаэлем, она подалась вперед и поцеловала его в лоб.
— Я знаю, у тебя добрые намерения, — мягко проговорила она, хотя ее поцелуй обжег его, как перст огненного ангела, — но я нужна тебе, Рафаэль. Тебе нужна моя любовь и моя помощь. Позволь мне стоять рядом с тобой. Я рождена для этого.
Он прикрыл глаза, вспоминая свою прекрасную храбрую жену. Она занимала свое место рядом с ним и верила от всего сердца, что создана для того, чтобы быть частью его жизни. Она стояла рядом с ним, когда пуля наемного убийцы пронзила ее грудь и разорвала сердце.
— Нет! — воскликнул он громко, отвечая скорее своей памяти, чем Анни.
Отчаяние волной накатило на Рафаэля. Ему нетрудно было представить Анни, умирающую так же, как Джорджиана.
— О Боже, нет!
Анни ласково провела прохладной ладошкой по его лицу.
— Я люблю тебя.
Она говорила эти слова и раньше, но теперь Рафаэль понял, что она имеет в виду, и пришел в ужас. Он пытался предотвратить катастрофу, отвергнуть ее любовь и заботу, но… было уже поздно.
Рафаэль холодно заговорил, боясь посмотреть Анни Треваррен в лицо или назвать ее по имени.
— Вы не первая юная женщина, которая обманывает себя, — сказал он. — Дело в том, что я не могу ответить на ваше чувство. Вчера мне нужна была женщина. Вы были рядом, свободная и неопытная, вот я вами и воспользовался.
Анни побледнела, и Рафаэль, удерживаясь от желания взять свои лживые слова обратно, скрипнул зубами. Защищая свою честь, она ударила его по щеке с такой силой, что он еле устоял на ногах. Слезы выступили у нее на глазах, когда она заметила, что он потрогал лицо, но он тотчас понял, что это не слезы раскаяния. Это были слезы праведного гнева.
— Рафаэль Сент-Джеймс, вы можете лгать мне сколько хотите о ваших чувствах ко мне, — прошипела Анни, — только все равно поздно, потому что прошлой ночью ваше тело сказало мне всю правду.
Рафаэль прикрыл глаза, собираясь с силами.
— Нет, Анни, — повторил он. — Ты ошибаешься. Прошлой ночью ты поверила тому, чему ты хотела поверить. Ты так наивна, что приняла ложь за правду.
Она пристально смотрела на него. Ее глаза сверкали, ее щеки, до того мертвенно бледные, покрылись красными пятнами.
— Ты притворяешься, — теряя присутствие духа, упрекнула она его. — Ты хочешь отдалить меня, остановить меня, чтобы мне не было больно. Увы, Рафаэль, поздно. Бог видит, ты это не заслужил, но я уже давно отдала тебе мое сердце, и этого не вернуть.
Анни побежала наверх, предоставив Рафаэлю смотреть ей вслед и удивляться тому, как он выпустил власть из рук.
Если, с горечью подумал он, у него вообще когда-нибудь была власть.
На что же она надеялась, спрашивала себя Анни. На благодарность? На предложение руки и сердца? Она ходила по комнате, сжав руки в кулаки. Рафаэль загнан в угол и борется за жизнь. Он был честен с ней. Разве он заранее не предупредил, что не сможет дать ей ничего, кроме удовольствия? Почему она подумала, будто что-то изменилось?
Анни ладонью смахнула слезы со щеки. Когда она увидела, как Рафаэль идет по двору замка, ее охватила такая радость, что она потеряла голову. Ведь она ужасно боялась, как бы его, не дай Бог, не убили.
Теперь ничего не остается, как пойти к нему и извиниться.
Анни приблизилась к умывальнику и умыла заплаканное лицо теплой водой. Потом она постояла несколько минут перед зеркалом, решая, надо ли ей переодеть бриджи и рубашку. В конце концов она осталась в чем была, вышла за дверь и бросилась к кабинету Рафаэля.
Ее порыв оказался напрасным. Комната была темной. Не горели ни свечи, ни лампы. Принц сюда не приходил.
Это значило, что Рафаэль либо в спальне, либо на кухне. Вполне возможно, он проголодался после своего путешествия и не захотел тревожить спящих слуг. Но также возможно, что он лег и уже заснул. На что же решиться? В таком случае ему вряд ли понравится ее вторжение, и не важно, какие у нее высокие мотивы.
Анни спустилась вниз по лестнице в кухню. Там было пусто, и только серый кот спал на плите.
Она подумала было отложить извинения до утра, хотя ее разочарованию не было предела. Но она знала, что угрызения совести все равно не дадут ей заснуть, кроме того, Рафаэль мог пораньше с утра уехать из замка по делам или запереться со своими советниками еще прежде, чем она спустится к завтраку.
Так может пройти много дней, а он не будет знать, как она жалеет о своей бестактности. Анни не хотелось даже и думать об этом.
В итоге она решительно направилась дальше по темным коридорам, освещая себе дорогу снятой со стены свечой. В конце концов она остановилась у двери в спальню Рафаэля.
Из-под двери пробивалась золотистая полоска света. Анни колебалась только одно мгновение, после чего осторожно постучала в массивную деревянную дверь.
Внутри послышалось приглушенное бормотание. Решив, что оно означает разрешение войти, она повернула тяжелую медную ручку.
Рафаэль, закутанный в полотенце, стоял возле камина. Его влажные волосы сверкали, и на плечах поблескивали капли воды. В руке он держал рюмку с янтарным бренди.
Увидев Анни, Рафаэль чуть не выронил рюмку.
— Мне показалось, ты разрешил, — сказала она, закрывая за собой дверь, но не отходя от нее, чтобы он не подумал ничего лишнего.
На лице Рафаэля появилось угрюмое выражение.
— Не иначе, как сам дьявол прислал тебя, Анни Треваррен, — проговорил он. — Как еще может быть?
Анни вспыхнула, поняв, о чем подумал Рафаэль. Конечно, она бы не возражала броситься в его объятия, но когда она шла к нему, у нее были совсем другие намерения, и она почувствовала себя оскорбленной.
— Я пришла не для того, чтобы тебя соблазнять, — торопливо возразила она. — Я хотела извиниться, хотя теперь, честно говоря, думаю, это будет пустой тратой времени.
Он отвел свои удивительные серебристые глаза и пробормотал что-то вроде мольбы о терпении.
— И что, скажи, пожалуйста, вдохновило тебя на столь благородный поступок?
