Лиза Бингэм - Дальняя буря
Револьвер дернулся у нее в руках. Пуля пролетела мимо преследователя, но попала в грудь одному из мужчин. Он повалился на землю и остался недвижим.
— Ах ты, маленькая сучка! — задохнулся приятель убитого, перекатив тело на спину, так что мертвые глаза уставились в небо. — Я покажу тебе, что бывает с девчонками, когда они лезут не в свое дело.
Позади него Эрин Херст с трудом встала на колени, подняла с земли камень и кинула его, попав в голову мужчины.
— Беги!
И Сьюзан побежала. Бежала без оглядки. Она спряталась в кустах, окружавших пруд. И только когда топот копыт затих вдалеке и занялся рассвет, она заставила себя вернуться к дому. Она подошла к отцу. Он уже остыл.
Плача, она поднялась и, спотыкаясь, пошла к другому телу на траве. Лица женщины было не узнать, тело изуродовано. Сьюзан почти поверила бы, что это кто-то другой… если бы не волосы. Ярко-рыжие волосы.
— Сью…
Шепот, но Сьюзан услышала.
— Мама?
Схватив мамину руку, она наклонилась поближе.
Эрин с трудом открыла заплывший глаз. Поймав взгляд дочери, отвела взор.
— Не… смотри…
— Я не смотрела, мама, я не смотрела.
Но она ведь смотрела. Она не послушалась.
И теперь ее накажут.
Шевельнувшись, мама заплакала, схватила Сьюзан за руку.
— Принеси… мне… револьвер.
Сьюзан шарахнулась в сторону, но Эрин притянула ее к себе.
— Мне больше никто не может помочь… только… Бог. — Уцелевший зеленый глаз наполнился слезами. — Я… скоро… умру. — Эрин продолжала отчаянно цепляться за руку дочери. — Я не хочу, чтобы ты… смотрела.
— Мама?
Она хотела погладить маму по лицу, но оно все было в крови.
— Принеси! — яростно прошептала мама, потом судорожно вздохнула. — Слушайся… меня.
На непослушных ногах Сьюзан вернулась к телу отца и взяла револьвер. Когда она шла к матери, колени у нее подгибались.
— Дай… мне.
— Нет.
— Сью… зан… слушайся… меня.
Сьюзан с плачем упала на колени и бросила револьвер на землю.
Дюйм за дюймом пальцы Эрин подбирались к оружию. Она ухватила его, но у нее не было сил подтянуть револьвер поближе.
— Сьюзан… я тебя… люблю. — Зеленый глаз закрылся, потекла, смешиваясь с кровью, слеза. — Помоги… мне.
Сьюзан всхлипнула и, как прячущийся в песке краб, попятилась.
— Нет!
Черный ствол поблескивал рядом с обезображенной рукой ее матери.
— Слушайся… меня. Помоги… Потом беги… в погреб. Пожалуйста… помоги.
Губы, которые были такими красивыми и нежно целовали Сьюзан в щеку, и шептали ей на ухо секреты, раздвинулись, чтобы захватить воздуха для новой мольбы. Но больше не произнесли ни слова. Зеленый глаз подернулся дымкой, стал безжизненным. Потускнел.
— Мама?
Фигура, которая больше не напоминала ее мать, не двинулась.
Сьюзан не послушалась. Она вылезла из погреба. Она открыла глаза.
Она убила человека.
Девочка подползла к матери и стала трясти ее, надеясь разбудить. Но плоть в ее руках была какая-то странная. Она не отзывалась на действия Сьюзан.
— Мама! Ответь мне!
Ужас объял ребенка. Она одна во всем виновата. Если бы она послушалась, ее мама осталась бы жива. Сьюзан зашептала:
— Мама? Мама? Мама…
В комнате стояла тишина.
Тишина.
Дэниел не знал, что сказать. А что тут можно сказать? Все эти годы никто не знал, даже не подозревал, что случилось с маленькой Сьюзан. Хотя отношение Сьюзан к мужчинам заставляло предположить, что она видела насилие над своей матерью, никто не догадывался, что раны девочки гораздо глубже. Настолько глубже. Своим детским умом она действительно верила, что, послушайся она маминых приказов, их семья осталась бы цела Слишком долго она несла это бремя в одиночестве, думая, что Бог потребует ужасной кары за то, что она убила дезертира и послужила причиной гибели родителей. Возможно, именно поэтому она пошла в монастырь — служа Богу, она надеялась искупить свои предполагаемые грехи.
Но в жизнь Сьюзан ворвался Дэниел, уводя ее от искаженного понимания справедливости. А теперь он вскрыл ее раны. Вывел на свет боль ребенка, чтобы излечить женщину.
Крепко прижав к себе всхлипывающую Сьюзан, Дэниел успокаивал ее. А когда потекли слезы, укачивал ее, повторяя снова и снова:
— Ты ни в чем не виновата, ты ни в чем не виновата.
Подняв ее лицо, заставил посмотреть себе в глаза.
— Твоя мама любила тебя. Она любила тебя. Она никогда не захотела бы, чтобы ты так страдала. Когда она говорила, чтобы ты слушалась ее, она только хотела защитить тебя.
— Я должна была помочь ей! Под конец она умоляла помочь ей, а я того не сделала. Я же могла что-то сделать! Если бы я вела себя по-другому, слушалась ее, она бы не пострадала. Я должна была найти способ облегчить ее боль.
— Ты и нашла, моя хорошая, нашла. Ты была с ней до самой ее смерти. Она обожала тебя. Она любила тебя. Она хотела защитить тебя. Ни она, ни Господь не потребуют наказания за то, что случилось. Разве ты не понимаешь? Твоя мать могла умирать медленно и мучительно, но Бог взял ее к себе. Он взял ее, и она не страдала. Так что не страдай и ты. Он унес ее душу туда, где она счастлива и не испытывает боли. Он никогда не хотел, чтобы ты так истязала себя.
Слова повисли в наступившей тишине.
— Он взял ее, — отозвалась Сьюзан.
— Она судорожно обняла Дэниела. Она хотела, ей было необходимо знать, что его слова были правдой.
В глазах мужа она не была виновата, не вызывала отвращения. Только понимание. Она считала, что, став монахиней, сможет искупить свою часть вины за смерть родителей. Но Богу не нужна была такая жертва. Ее хотела Сьюзан. И именно Дэниел должен был заставить ее понять это.
— Ты не сделала ничего плохого, родная. Ты не сделала ничего плохого.
Сьюзан крепче обняла Дэниела и спрятала лицо у него на груди.
Раны начали затягиваться.
Глава 23
Тимми Либбли прятался за водонапорной башней и наблюдал. Товарный поезд прибыл в Эштон в половине второго ночи. Он постоит здесь еще с четверть часа, запасаясь топливом.
Юный сыщик ждал, поеживаясь от холода. Прошли пять минут. Десять.
Паровоз запыхтел.
Едва огромные железные колеса пришли в движение, Тимми вскочил в седло. Уклоняясь от летящего из-под колес снопа искр, он пустил коня в галоп.
Тимми спрямил путь, проскакав через рощицу, и остановился перед Джидайдией Каттером.
— Они заглотили наживку, попытались остановить поезд?
— Нет. Ни следа братьев Дули.
Каттер выругался, сорвал шляпу и вытер лицо.
