Сабрина Бродбент - Если в сердце живет любовь
Внезапно происходит землетрясение, и мир мгновенно распадается на части.
— Разумеется, твой отец тебя любил, — уверяет Адам. Я остановила машину под пальмой на бульваре Санта-Моника и позвонила самому близкому человеку, чтобы услышать слова поддержки. Он занят: по голосу понятно, что разговаривать со мной ему некогда.
— Нет, но любил ли он нас по-настоящему? Лидия говорит, что все мы ему только мешали.
— Разумеется, вы ему не мешали, — отвечает Адам, даже не задумываясь.
— Но может быть, все-таки мешали? Может быть…
— Дорогая, не мучь себя. Лучше сходи и купи что-нибудь у Фреда Сегала. Постарайся отвлечься.
— Но мне необходимо знать.
— Слушай, не заводись. Может быть, поговорим потом? Дело в том, что…
Дело в том, что у мужа нет времени. Разумеется, нет времени. У Адама очень напряженный рабочий график. Я прощаюсь.
И все же непонятно, что думать, когда что-то думать необходимо. Хочется заглянуть в свою жизнь и увидеть в глубине колодца не грязь, а чистую воду. Поэтому звоню Эшли.
— Папа действительно был негодяем?
— Не больше, чем все остальные.
— А ты читал интервью в «Глоб»?
— Да. — Эшли вздыхает.
— Зачем Лидия это сделала?
— Понятия не имею.
— Она уверяет, что отец не любил никого из нас. — Почему это так важно для меня? — Но ведь он любил, правда?
Эшли молчит. Молчит долго. Возможно, потому, что он адвокат, а адвокаты всегда выдерживают значительную паузу, чтобы придать словам больший вес. А может быть, потому, что действительно думает.
— Отца всегда было трудно понять, — наконец произносит он.
Это не ответ на мой вопрос.
— Он был сложным человеком, — продолжает Эшли. — Думаю, его часто терзали сомнения. Он был очень честолюбив, но, в то же время, многого боялся.
— Но ведь он нас любил, правда?
— Конечно, — успокаивает Эшли, но почему-то кажется, что брат выбирает те слова, которые мне хочется услышать. — Какая теперь разница? Ведь его больше нет.
— Просто не вынесла бы, если бы узнала, что он нас не любил. — Снова подступают слезы. — А еще я очень по нему скучаю, Эш. Ужасно. — Слезы уже текут по щекам.
— Знаю, — отвечает Эшли. — Мне тоже очень не хватает отца.
Жду какого-то волшебного утешения, но Эшли не знает, что сказать. Спустя пару секунд понимаю, что плакать по телефону глупо.
В десять минут четвертого сворачиваю на Альта-Виста — милую зеленую улицу, где расположена школа Тэкери. Смотрюсь в боковое зеркало. Лицо напоминает произведение абстрактной живописи: большие и маленькие красные пятна служат фоном для черных следов от туши. Навожу порядок и шарю в сумке в поисках пудры. Но что это? У школьных ворот собралась целая толпа журналистов и папарацци. Подъезжаю и попадаю под обстрел фотокамер.
— Можно узнать вашу реакцию на интервью сестры? — налетает один из репортеров.
Внезапно перед капотом появляется телекамера. Фотографы забегают сбоку, со стороны пассажирского сиденья, и заглядывают в кабину. Один уже тянется к ручке двери. К счастью, успеваю нажать кнопку автоматического замка.
— Скажите, что вы чувствуете? — наседает кто-то.
— Не могли бы вы уделить десять минут радиостанции Кей-си-дабл-ю-си? — слышится громкий крик.
Машина в ловушке, а я в панике. Невозможно даже открыть дверь. Как же забрать Тэкери?
— Пожалуйста, освободите дорогу! — прошу через закрытое стекло и истошно сигналю.
Никакой реакции. Хватаю телефон и звоню в школу.
— Меня заблокировали фотографы, прямо у ваших ворот, — лихорадочно сообщаю директору, пытаясь перекричать шум.
— Мы посылали вам эс-эм-эс, пытались предупредить, — отвечает она.
— Может быть, есть какая-нибудь боковая дверь, через которую можно войти?
— Боюсь, что нет. У нас только один вход.
— Значит, придется прорываться, — решаю я. — Кто-нибудь сможет встретить меня на крыльце?
— Конечно, — соглашается директор. — Будем ждать. Ничего не поделаешь. Приходится проявлять смелость и настойчивость. Отпираю дверь машины, с силой толкаю и пытаюсь выбраться. Вспышки камер ослепляют.
— Перл, расскажите о своих отношениях с Лидией.
— А других тайных сестер и братьев у вас нет?
— Скажите, как можно связаться с Джоди Сэш?
— Пожалуйста, пропустите. Прошу вас. Мне необходимо забрать из школы сына, а сказать вам нечего. — Умоляю я напрасно. Толпа подступает, окружает плотным кольцом. Чувствую дыхание разгоряченных людей. Чей-то локоть впивается в бок, и дальше идти нельзя, потому что путь преграждает телекамера. — Не могли бы вы освободить дорогу? — Я повышаю голос.
Толпа слегка расступается, и я иду вперед. Однако на пути оказывается чья-то нога. Спотыкаюсь и падаю носом в асфальт. Больно разбиваю коленку. Теперь перед глазами только ноги, ноги, ноги — в опасной близости к лицу. Черт возьми, а где же сумка? Подавляя страх, поднимаюсь на колени. Вижу сумку — она отлетела в сторону. Толпа наступает. Сквозь ноги дотягиваюсь до сумки, крепко хватаю за ручку и тяну. Пытаюсь встать, но почему-то дышать очень трудно. Воздуха не хватает, кругом только лица. Только вопросы. Только камеры. Только микрофоны.
— Дайте немного воздуха, — шепчу я. Внезапно подступает слабость. Толпа напирает. Господи, до чего же страшно! Лица расплываются, звуки сливаются в сплошной гул. Понимаю, что сейчас меня затопчут насмерть. И вдруг слышу знакомый голос.
— Прочь с дороги, — раздается сердитая команда. В толпе взволнованный ропот.
— Расступитесь, — еще решительнее повторяет человек.
Меня поднимают и на руках несут к крыльцу.
— Это же Бретт Эллис, — комментирует толпа, и камеры начинают щелкать с бешеной скоростью. — Ее бывший муж!
В школьном холле меня кладут на диванчик. Постепенно прихожу в себя. Директриса приносит стакан воды и пластырь, чтобы заклеить разбитую коленку.
— Простите, пожалуйста, — извиняюсь, чувствуя себя виновной в безобразном сборище у ворот. Другие матери, ожидающие детей, смотрят с откровенным любопытством и нескрываемой неприязнью. Я никогда никому не говорю, кто мой отец. Таков принцип, и, едва выйдя из подросткового возраста, я неуклонно ему следую.
— Почему они на вас напали? — интересуется одна из мам. — Вы знамениты?
— Нет, что вы. Просто ограбила банк, — скромно отвечаю я. От стыда хочется провалиться сквозь землю.
Директор тактично уводит нас к себе в кабинет.
— Как себя чувствуешь? — озабоченно спрашивает Бретт.
— Уже почти нормально. — Я изучаю коленку. На вид рана не очень страшная, но зато очень больно. — Вот уж не думала, что буду счастлива тебя видеть. — Я радуюсь избавлению и даже смеюсь. — Не ожидала засады.
