Кэт Мартин - Сладкая месть
И она ненавидела его за это. Больше, чем могла подумать.
Благодаря гневу и гордости, она сумела сохранить прямую спину, благодаря им она не стала делать попыток оправдаться. К тому же было очевидно, что он не поверит ей, даже если она решится доказать свою невиновность. Она увидела, как Рейн, на голову возвышавшийся над толпой, появился снова. Его каштановые волосы блестели в свете масляных ламп. Когда он повернулся и направился к ней, во рту у Джоселин пересохло.
Зачем он появился здесь? Разве того, что он сделал, не достаточно? Чего он еще хочет?
Рейн пересек комнату, не глядя по сторонам, жесткое выражение его лица заставило обычно шумных клиентов на мгновение притихнуть.
Он остановился в нескольких шагах перед ней.
— Иди соберись. Ты уезжаешь отсюда.
— Что!
— Я сказал, иди соберись.
— Я никуда с тобой не пойду.
— Ты уходишь отсюда — так или иначе — в этом можешь быть уверена.
И он сделает, как сказал. Джоселин поняла это по его глазам. Если придется, он вытащит ее отсюда силой.
— А что мистер Хопкинс? И мой приговор? Рейн улыбнулся, его губы стали тонкими и жестокими.
— Не бойся, дорогая, ничего не изменилось. Ничего… только с этих пор ты будешь отбывать свои срок, работая на меня. А теперь собирайся.
Джоселин схватилась за спинку стула, ее тело одеревенело. Ей едва достало сил пошевелиться, пока Рейн не потащил ее за собой.
— Иди! — крикнул он, и Джо чуть не упала. На подгибающихся ногах она пробралась через толпу, поднялась на чердак и собрала свои скудные пожитки: сорочку, ночную рубашку, простую коричневую юбку и домотканую блузу, которые носила в дороге, пару грубых коричневых ботинок, щетку и расческу, подаренные ей Читой, и, конечно же, медальон, который был спрятан вместе с монетками, полученными от Броуни, в подоле ее красной пышной юбки.
Еще у нее был кусочек мыла и кое-какие мелочи, ничего существенного. Нетвердой рукой Джо связала узел из юбки и торопливо спустилась вниз.
Она остановилась на минуту, прежде чем приблизиться к виконту, разглядывая его безупречный костюм, заметив, что он выглядит более стройным, чем прежде, а его мускулы стали еще жестче. Еще она увидела, что в жестких чертах его лица не осталось ни тени нежности и тепла.
— Куда мы идем? — спросила она, когда он взял ее за руку. У нее в животе все задрожало от столь знакомого ощущения его прикосновения.
— У меня комната в «Королевской гостинице». Переночуем там.
Джоселин замерла, они даже не успели отойти от таверны.
— Если ты только думаешь… если ты собираешься начать там, где мы остановились…
— Не будь дурочкой.
Он снова потащил ее по улице, заставляя почти бежать, чтобы поспевать за ним.
— Если только ты не хочешь путешествовать в темноте, мы останемся в городе до рассвета. Завтра мы отправимся на мою плантацию «Фернамбуковая долина». Дорога займет почти целый день.
— У тебя есть земля на Ямайке?
Он холодно и насмешливо улыбнулся.
— Недавнее приобретение.
Джоселин почувствовала, что у нее по спине пробежали мурашки.
— Я так понимаю, ты не веришь, что я получила достаточно жестокое наказание. И ты решил принять личное участие в отправлении правосудия.
Он невесело рассмеялся.
— Можешь предполагать все, что хочешь. Я просто поселился здесь, чтобы попробовать себя в роли плантатора, вот и все.
— Конечно. Как я могла подумать, что у тебя есть еще какие-то скрытые мотивы.
Кто этот чужак? Как она могла когда-то доверять ему? Как могла любить его?
Рейн молчал, только продолжал двигаться по улице в изнурительном темпе, не обращая внимания на то, что она тащит еще и неудобный сверток с одеждой. Ей пришло в голову, что можно попытаться сбежать, но она не знала этой страны, ей некуда было пойти, не к кому обратиться — а расплата за провал будет слишком тяжелой.
Они завернули за угол и вскоре оказались возле «Королевской гостиницы», трехэтажного белого деревянного здания с балконом на верхнем этаже. Все еще держа ее за руку, Рейн втащил Джо в холл и вверх по деревянной лестнице с белыми перилами. В коридоре перед дверью он остановился, достал ключ и, отперев дверь, втолкнул Джоселин внутрь и вошел сам.
Рейн подошел к ней. Он забрал у нее сверток с одеждой, бросил его на высокую кровать с балдахином, развязал узел и стал рыться в его содержимом.
— Что ты делаешь?!
— Хочу убедиться, что у тебя нет оружия, — он развернулся, притянул ее к себе и провел своими большими руками по ее груди и вниз по ее телу.
— Как ты смеешь? — Джоселин отступила, ее лицо раскраснелось.
— Я могу себе позволить все, что пожелаю, и тебе следует к этому привыкнуть, — холодные карие глаза пригвоздили ее к месту. — Я не хочу провести всю жизнь, ожидая удара в спину, Джоселин. Если ты только посмеешь мне пригрозить, снисхождения не жди. Можешь быть уверена, что тебя повесят.
Она бы рассмеялась, если бы ситуация не была такой ужасной.
— Постараюсь запомнить.
— Эта кушетка вполне сойдет вместо кровати… если ты только не предпочитаешь спать на полу.
Джоселин посмотрела на стоявший у окна маленький диванчик с одним подлокотником, потом перевела взгляд на удобную кровать посреди комнаты. Она посмотрела на Рейна, увидела в его глазах жестокую насмешку и задрала подбородок.
— Последние четыре недели я спала на полу над таверной. А перед этим — на узкой койке в ряду из семи подобных, стоявших на расстоянии тридцати сантиметров друг от друга. Так что кушетка — это просто роскошь, — она улыбнулась горькой и смиренной улыбкой. — Смиреннейше благодарю тебя.
Челюсть Рейна напряглась. Он отвернулся и начал расстегивать рубашку.
— Предлагаю тебе немного поспать. Завтра будет нелегкий день.
Джоселин фыркнула.
— Ты не представляешь себе, что такое тяжелый день.
Высоко подняв голову, она удалилась за ширму в углу и начала переодеваться в ночную рубашку.
Рейн посмотрел ей вслед. Подойдя к столику из атласного дерева, он налил себе бренди, выпил залпом, налил еще. Отставив бокал, он закончил раздевание. Его движения были немного медленнее, чем обычно, потому что напряжение этого вечера снова вызвало боль в спине. Потом он забрался под чистые простыни.
Комната была большой и просторной, гостиница считалась лучшей в Кингстоне. Кровать прочная, матрас пуховый и мягкий, а аромат свежесрезанной сирени в вазе времен королевы Анны наполнял ночной воздух.
Здесь было тихо и мирно, только время от времени стучали по мостовой колеса проезжавшего экипажа или доносился звон подков. Все навевало покой, но Рейн меньше всего собирался спать.
Он прислушивался в темноте к звукам, к шороху одежды, которую снимала Джоселин. Он слышал, как шелестит ткань по ее коже, когда она расстегивала платье, мог вообразить себе ее длинные гибкие ноги, грациозно двигавшиеся, когда она снимала юбку.
