Энн Чемберлен - София и тайны гарема
– Ну, нам в любом случае пришлось бы зайти туда, не так ли? Ведь Хиос как раз по пути к Измиру.
– Именно так. А как насчет нескольких ящиков и связок ревеня? И мешков с луком и чесноком? Если я оставлю все это на корме, ваша госпожа не будет возражать?
Обсуждать свою госпожу с каким-то незнакомцем, да еще и иноземцем вдобавок – занятие, не слишком подходящее для евнуха. Но я был глубоко благодарен хиосцу за его щедрое предложение и поэтому с жаром принялся расхваливать скромность и кроткий нрав Эсмилькан, заверив его под конец, что ей и в голову не придет расхаживать по его кораблю. Аллах свидетель, скорее всего, он вообще не заметит, что у него на корабле кто-то есть! Примерно в таких же выражениях я мог бы превозносить до небес какого-нибудь смирного домашнего любимца.
И вот, наконец, я на «Эпифании»… Я снова чувствую под ногами палубу корабля, которую море качает с той же тихой любовью, что мать – колыбельку своего первенца.
Прошло не меньше часа, прежде чем удалось окончательно обговорить все детали. Нужно было сделать еще кое-какие приготовления. Я решил, что необходимо непременно сделать на носу небольшой навес, чтобы моя госпожа могла наслаждаться морским путешествием и при этом ничье нескромное любопытство не оскорбляло бы ее стыдливости. И ведь нужно было еще придумать, где разместить ее багаж, спохватился я. И припасы, которые мы возьмем с собой. Капитан засыпал меня вопросами. Скоро ли я пришлю рабочих сделать навес? И как я рассчитываю устроить свою госпожу со всем возможным комфортом, учитывая, что речь как-никак идет о морском корабле?
Когда я наконец сошел на берег, большую часть всех проблем все-таки удалось утрясти. И все время, пока мой язык трудился без устали, я то и дело ловил себя на том, что мысли мои блуждают далеко отсюда. Мягкое покачивание палубы под ногами едва не заставило меня разрыдаться. Море! Море! Я снова дома!
А над заливом, с той стороны, где ослепительно сверкал золотом купол Святой Софии, окруженный острыми шпилями городских минаретов, уже плыли в небо голоса муэдзинов, резкие и печальные, словно крики чаек. Погруженный в свои мысли, я почти не замечал их, как не замечал и чаек, круживших у меня над головой.
Забывшись настолько, что совершенно забыл вознести Аллаху положенные молитвы, я не сразу заметил и то, что ветер подул в другом направлении. Джустиниани, воспользовавшись моей задумчивостью, перешел к обсуждению следующего пункта нашей сделки. И, прежде чем я успел сообразить, что у него на уме, я вдруг вспомнил еще кое-что, благодаря чему прославилась родина итальянца.
Хиос, расположенный, как я уже говорил, практически на пороге Турции и при этом остающийся частью западного христианского мира, являлся чем-то вроде перевалочного пункта, добравшись до которого любой раб получал возможность вновь обрести долгожданную свободу. Ни незабвенный дядюшка Джакопо, ни я сам когда-то не боялись бросать там якорь. Жители Хиоса, помогавшие бывшим рабам вырваться на волю, никогда не оскверняли себя работорговлей. Ни один из турецких кораблей не рискнул бы просто так приблизиться к берегам острова – разве что их бы пригнал туда сильный шторм.
Знал я и другое: ходили упорные слухи, что посланцы хиосцев, рассеянные по всей Оттоманской империи, изо всех сил помогают несчастным рабам благополучно добраться до их благословенного острова. Беглый раб, оказавшись на азиатском берегу, мог зажечь костер, увидев который любой хиосский рыбак тут же бы заработал веслами, чтобы помочь бедняге убраться с турецкой земли еще до рассвета. А на Хиосе раба укрыли бы так, что обнаружить его не смог бы даже посланный специально отряд янычар. Его накормили бы, снабдили европейской одеждой, а потом проводили до самого дома – даже если бы дом этот находился на самом краю земли. За это жителей Хиоса осыпали благодарственными молитвами, призывая на них благословения и Господа Иисуса Христа, и Божьей Матери – это не считая примерно половины того выкупа, который семья каждого беглеца успевала собрать, чтобы вызволить его из неволи.
– Мне позарез нужен помощник, – объявил Джустиниани, ухмыляясь во весь рот.
– Синьор, – ответил я с такой же широкой улыбкой, – не можете же вы, в самом деле, взять помощником евнуха!
Джустиниани нетерпеливо дернул обтянутым кожей плечом. Похоже, я ошибся, и он с самого начала прекрасно знал, кто я такой.
– Почему нет? – фыркнул он. – По крайней мере тогда есть хоть какая-то вероятность, что вы не сгинете в один прекрасный день, как сгинул тот, что был у меня до вас. Удрал с какой-то потаскушкой, едва мы сошли на берег, можете вы себе такое представить? Решил, должно быть, что прелести этой девки слаще, чем морской ветер, надувающий наши паруса. – Глаза капитана лукаво блеснули. – Держу пари, с вами подобных хлопот не будет, не так ли, приятель?
Все это было сказано с таким добродушием, что я не выдержал и рассмеялся.
– Ну, вряд ли я рискну попробовать унести отсюда ноги – при подобных-то обстоятельствах, – хмыкнул я, покачав головой. – Особенно если вспомнить, что Пиали-паша через день-другой словно ураган пронесется над Босфором.
– Конечно нет, – снова подмигнув, согласился Джустиниани.
Теперь до меня наконец дошло, что означает его подмигивание. Я тоже подмигнул ему, давая знак, что все понял. Я внезапно почувствовал невольное возбуждение. Опасность ударила мне в голову, точно вино.
– Во время Рамадана турки обычно бывают менее осторожными.
– Это верно. И к тому же им повсюду мерещатся демоны из преисподней, – подхватил капитан.
Кивнув, я опять подмигнул. Приняв это как знак поощрения, капитан заговорил уже свободнее. Насколько я понял, план его был таков: взяв нас на борт, он собирался выгрузить в Хиосе пряности, потом отвезти мою госпожу в Измир, после чего снова вернуться на Хиос, уже вместе со мной, переодев меня в кожаную куртку и колпак, которые носят итальянские рыбаки.
«А как насчет гульфика? – едва не сорвалось у меня c языка. – Разве у меня когда-нибудь хватит духу обрядиться в итальянское платье с фальшивым гульфиком?!»
Вскоре выяснилось, что в качестве платы за мой побег капитана вполне удовлетворила бы горсть драгоценностей моей госпожи, украсть которые, как он считал, мне не составит ни малейшего труда. Впрочем, надо отдать ему должное: заметив, как я скривился, он тут же отказался от мысли склонить меня к воровству.
– Ладно, бог с ними. Отработаешь на меня три года – и ты снова свободный человек. Идет? Правда, какое-то время тебе надо постараться держаться подальше от этих мест, ну, да мы что-нибудь придумаем. Подумай сам – свобода, настоящая мужская работа да еще впереди неплохой шанс унаследовать и сам этот корабль со всем, что есть у него на борту – ведь сына-то у меня нет, и на берегу меня ждут только жена и дочери…
