Энн Чемберлен - София и тайны гарема
Вскоре его манера прибегать к итальянскому каждый раз, когда он не мог отыскать подходящее слово, подсказало мне, что мой собеседник, скорее всего, родом откуда-то из тех мест, где этим патуа владеют как родным. А присущая только жителям Лигурии привычка к легкому пришепетыванию и проглатыванию согласных помогла мне безошибочно угадать его родину. Незнакомец почти наверняка был родом из Генуи. Даже теперь я не мог без сердечной муки слушать, как он растягивает гласные. Но не тоска по навеки утраченной родине сейчас терзала меня. Именно так, с мяукающим акцентом, говорил человек, навеки лишивший меня мужского достоинства и прежней, бесконечно милой мне жизни, ренегат-генуэзец, с какой-то утонченной иронией принявший имя Салах-эд-Дин. Впрочем, мое чувство имело и более глубокие корни: семья, к которой я некогда принадлежал, с присущей всем венецианцам страстностью ненавидела жителей этого города, видя в Генуе извечного врага и соперника родной Венеции.
Сделав над собой усилие, я постарался в корне задавить в себе неприязнь к этому совершенно незнакомому мне человеку. Я страшно боялся, что кто-то узнает, кем я был в своей прежней жизни. Но дело было не только в этом. Как ни странно, но человека этого, казалось, нисколько не коробило то, что я евнух, – в отличие от многих других его соплеменников. Впрочем, возможно, он пробыл тут недостаточно долго, чтобы научиться узнавать о роде занятий человека по тому, как тот был одет.
Погрузившись в эти мысли, я едва не пропустил мимо ушей его имя – Джустиниани – и поэтому не сразу понял, что на самом деле он вовсе не генуэзец. Мой собеседник оказался родом с острова Хиос, который еще со времен походов Мухаммеда Фатиха, превратился в своего рода восточный аванпост, единственный из всех, что все еще находился под властью этого города, хотя между ним и моей навеки утраченной родиной лежала вся Италия. Итальянцы, уроженцы острова Хиос, традиционно получают имя Джустиниани, и при этом вовсе не важно, ведут ли они свой род от первых переселенцев. Честно говоря, я был не слишком уверен, что имя Джустиниани, хотя и звучит на римский лад, на самом деле имеет какое-то отношение к жителям Вечного Города. Как бы там ни было, обосновавшись на Хиосе и занявшись торговлей, жители острова зажили одной большой семьей, постепенно превратившись в силу, с которой соседи вынуждены были считаться.
В свое время я даже испытывал к ним нечто вроде симпатии.
– Через день-два он и наступит, ваш Рамадан, – продолжал мой собеседник. – Для нас, христиан, это просто напасть: целый месяц работа будет стоять, и никто даже палец о палец не ударит. Бесполезно пытаться уговорить кого-то хоть что-то сделать. Разве что эти проклятые пушки примутся палить всякую ночь. – И он снова подмигнул.
Но тут мое сердце вдруг забилось часто-часто… В голове у меня мелькнула пока еще неясная мысль. Ведь по сути дела, Хиос не может считаться иноземным портом: в конце концов, от него рукой подать до Измира, куда мы и стремимся попасть. А что, если этот человек тоже слоняется по берегу не просто так?… Вдруг он ищет работу?
Не откладывая дела в долгий ящик, я тут же посвятил его в свои заботы.
– Стало быть, вам нужен корабль. – Он ухмыльнулся, и в его ухе качнулась золотая серьга.
– Только туда. Естественно, с капитаном и лоцманом. Это для моей госпожи.
– Очень жаль, приятель. Но я только что забил свою посудину под завязку. Так что, для того чтобы брать пассажиров, да еще всяких важных шишек, места уже не осталось. Скоро снимаюсь с якоря, вот только груз свой дождусь.
Сначала мне показалось, что он просто торгуется, стремясь набить цену. На первый взгляд его судно, «Эпифания», казалась просто находкой. Кивнув в знак того, что понимаю его трудности, а заодно и выразив свое разочарование, я снова принялся смотреть на море – что-что, а это зрелище мне никогда не приедалось.
Укрывшись под носом «Эпифании», терпеливо покачивалась на волнах небольшая шлюпка, словно дожидаясь, пока ее загрузят. Судя по всему, она собиралась направиться к стоявшему на якоре французскому галеону. Пристань, отведенная для иноземцев, была настолько невелика, что два судна из трех прибывших в порт не могли отыскать себе места у причала. Любой, кто хоть сколько-нибудь разбирался в морском деле, в настоящее время пребывал на одном из кораблей турецкой эскадры. Это я знал наверняка. Стало быть, эти ребята – новички в морском деле, предположил я, гадая, каким образом им вообще удалось добраться сюда. А главное, как они собираются вернуться во Францию, изумлялся я, разглядывая, как неустойчиво моряки размещают груз на своем хрупком суденышке. При виде их неловкой и неуклюжей возни со снастями просто плакать хотелось. Не выдержав, я на полуслове оборвал вялый разговор – впрочем, он и без того уже зашел в тупик – и, повинуясь какому-то неясному побуждению, помог одному из этих горе-моряков распутать узел. Что меня подвигло на это, сам не знаю, может быть, злость. А может, присущий мне инстинкт моряка.
Вновь вернувшись на то место, где поджидал меня капитан «Эпифании», я сразу же почувствовал произошедшую с ним перемену: от изумления глаза у него вылезли на лоб, а на лице было написано нечто вроде благоговейного восторга. Впрочем, и неудивительно, усмехнулся я про себя: действительно, несколько странно встретить евнуха, умеющего вязать морские узлы. Однако веселье мое очень скоро исчезло. В глубине души я ругал себя за то, что утратил обычную осторожность. Для чего было хвастаться своей сноровкой?! Если тайна моего прошлого выплывет наружу, насколько же более постыдным и безрадостным покажется мне мое настоящее!
Однако в маслянисто-черных, словно спелые оливы глазах хиосца не было и намека на насмешку или презрение.
Внезапно он спохватился и снова пустился в разговор, вслух прикидывая, как избавиться хотя бы от части того груза, который предназначался его соотечественникам. При этом он увлекся до такой степени, что скороговоркой перечислил мне, что именно везет, а заодно и пункты назначения со всеми возможными изменениями маршрута. Все это, если честно, не слишком сильно занимало меня, и встрепенулся я, только услышав его последние слова.
– Да, вот так, дружище. Думаю, если не считать тех специй, что мы везем на Хиос, от всего остального можно избавиться без труда. Так что считайте, судно к вашим услугам. Надеюсь, ваша госпожа не станет возражать, если мы ненадолго завернем на Хиос, чтобы разгрузиться?
– Ну, нам в любом случае пришлось бы зайти туда, не так ли? Ведь Хиос как раз по пути к Измиру.
– Именно так. А как насчет нескольких ящиков и связок ревеня? И мешков с луком и чесноком? Если я оставлю все это на корме, ваша госпожа не будет возражать?
