Ги Бретон - Загадочные женщины XIX века
Другие обладали более энергичным слогом, как, например, Сент-Аман:
«От всего сердца благодарю вас за вчерашний незабываемый прекрасный вечер… Напишите мне, могу ли я снова увидеть вас. Где? Когда? Подчиняюсь вашей воле…»
Попадались и любители пошутить, как, например, Поль де Кассаньак:
«Мадам Нина, мне сообщили, что ты мерзнешь. Я готов согреть тебя сегодня в девять часов вечера. Твоя печка Поль».
Или еще:
«Не помню, что было вчера, ничего не знаю о том, что будет завтра, но сегодня вечером, 23 июля 1873 года, я тебя люблю…»
Она отвечала всем. Ее почерк, мелкий и ровный, иногда вдруг становившийся размашистым, небрежным, о многом мог бы сказать опытному графологу.
И в каждом письме отчетливо проступает неуемное тщеславие:
«Я знаю, что для меня не существует опасности стать нелюбимой. Чем больше меня ненавидят в целом, тем больше любят в конкретных проявлениях, и есть за что!»
Одна из записок заканчивается следующей замечательной фразой:
«Молю Бога, чтобы Он сохранил для меня ваше преклонение передо мной».
После чего графиня небрежно добавила:
«Примите заверения в самых искренних чувствах…» Из писем становится ясно, как она обращалась со своими поклонниками. Инициатива встреч почти никогда им не принадлежала.
— Я думала пригласить вас сегодня, но это невозможно. Не сердитесь, я сообщу вам, когда вы сможете навестить меня».
Графиня Кастильская увяла как-то внезапно. В тридцать пять лет она заметила, что «красота оставила ее как ветреный возлюбленный», по выражению Люсьена Доде, и впала в безумие. В спальне висел ее портрет кисти Поля Бодри. Она стала испытывать к нему род ревнивой ненависти и в конце концов разрезала его ножницами на мелкие кусочки. Она затворилась в доме на площади Вандом, окружила себя собачками, приказала вынести все зеркала, и вскоре утратила какую бы то ни было связь с миром… Состарившись, она превратилась в уродину, и те, кто знавал ее когда-то, не веря своим глазам, узнавали в мегере с грубыми чертами лица и остановившимся взглядом, прогуливавшейся по аллеям Тюильри, женщину, ставшую легендой XIX века.
Многие полагали, что графиня Кастильская давным-давно умерла, тогда как она угасла лишь 28 ноября 1899 года.
Она похоронена на кладбище Пер-Лашез.
Если фаворитки в большинстве своем не испытывали глубокого горя по поводу смерти Наполеона III, то Евгения была безутешна.
Чтобы забыться, она стала много путешествовать. Сначала она отправилась туда, где император провел свою юность, затем посетила Шотландию, Италию, Испанию. Отныне все ее надежды связывались с наследным принцем. Она мечтала о том, чтобы он поднялся на престол.
Наполеон IV, возглавивший партию бонапартистов, занимался в Военной Академии, что не мешало ему предаваться и более легкомысленному времяпрепровождению.
После державшегося в тайне романа с Мари де Лармина, хорошенькой фрейлиной экс-императрицы, он вступил в связь с молодой учительницей родом из Эльзаса Жозефиной Габ.
В конце 1873 года она родила сына, который был назван Альфонсом. Через некоторое время она вышла замуж и уехала в Швейцарию. Был ли Альфонс сыном Наполеона IV? Уже стариком этот человек вспоминал, что однажды, когда он был еще совсем маленьким, его привезли из Швейцарии в Англию, где какой-то господин, назвавшийся крестным, подарил ему велосипед «Кенгуру» с двумя рулями, пони и легкий двухколесный экипаж. Он утверждал, что этот господин был наследным принцем, его отцом. Сходство Альфонса и Наполеона III бесспорно, а его дочь удивительно напоминала Евгению.
Роман Людовика с принцессой Беатрисой, младшей дочерью королевы Виктории, выглядел настолько идиллическим, что никто не сомневался в скорой свадьбе. Однако этому союзу помешала разница в религиозных воззрениях молодых людей.
В 1879 году наследный принц, устав от постоянной финансовой и моральной зависимости от матери, продолжавшей обращаться с ним как с ребенком, вступил в английские войска и отправился в Южную Африку воевать с зулусами.
1 июня он пал, пронзенный восемнадцатью дротиками…
Евгения стала вдовой в сорок семь лет. Можно не сомневаться, что, если бы экс-император овдовел в эти годы, он бы сумел воспользоваться свободой.
Целомудренная экс-императрица и не помышляла о новом романе.
Любовь никогда не главенствовала в ее жизни. Все историки говорят об этом в один голос.
И все-таки…
Ирене Моге в своем исследовании, посвященном Евгении, сообщает удивительный факт. Она утверждает, что экс-императрица еще до того как поселилась во Франции, состояла в тайной связи с принцем Наполеоном, который хотел даже на ней жениться. Это кажется особенно странным, если вспомнить, что эти двое на протяжении почти двадцати лет вели ожесточенную войну.
Но предоставим слово Ирене Моге:
«После известного манифеста принц Наполеон был взят под стражу в Париже и помещен в тюрьму предварительного заключения.
Однажды некая женщина, одетая в черное, в густой вуали, явилась туда и попросила провести ее в камеру к заключенному. Эта посетительница была Евгения. Получив известие об аресте Наполеона, она
оставила Англию и прибыла в Париж, чтобы утешить его в заключении. Императрица, которая постоянно старалась выжить принца Наполеона из Тюильри, боролась с его влиянием, высмеивала его, умевшая и в дни поражения сохранять величественность и самообладание, приказавшая сразу после смерти императора разобрать его архив, эта женщина приехала, чтобы поддержать несчастного, вынужденного находиться вместе с преступниками и убийцами.
Их оставили наедине. Разговор длился долго. Когда наконец императрица вышла из камеры, ее походка утратила твердость, и от пристального взгляда, несмотря на вуаль, не могли укрыться ни опрокинут ость ее лица, ни глаза, полные слез.
Вскоре после ее ухода некто, приближенный к Наполеону, побывал у него в камере. Принц, отвечавший полной безмятежностью на удары судьбы, легко воодушевлявшийся, но почти никогда не раскисавший, выглядел подавленным и удрученным. На все расспросы о причинах своего состояния он отвечал уклончиво, и его голос звучал глухо. Когда по истечении какого-то времени ему напомнили об этом визите, он, всегда поносивший императрицу, не стесняясь в выражениях, пробормотал: «Не будем говорить об этом… бедная женщина… бедная женщина…»
Но был один человек, посвященный в историю тайной страсти императрицы, пронесенной ею через всю жизнь, страсти, граничившей с ненавистью, который легко восстановил разговор, который произошел между Евгенией и Наполеоном.
На протяжении этого свидания, мучительного, исполненного горечи и жгучего раскаяния, они вспоминали о невозвратно ушедшем времени, о днях радости и горя, и мысленно переносились в далекое прошлое — на десять, двадцать, тридцать пять лет назад. Они говорили о том счастье, которое было возможно и от которого она отказалась ради своих амбиций, о тех годах, когда она носила фамилию Монтихо и поклонялась великому Наполеону, ожившему в облике сына Жерома Наполеона…