Хелен Хамфриз - Путешествие безумцев
– Это с Дублинской выставки, мэм, – сказала Энни. – Ваши работы получили золотую медаль.
Изабель открыла глаза.
На следующий день Изабель решила дать торжественный обед в честь своей победы.
– Я приглашу и тех, кто меня поддерживал, и тех, кто меня злословил, – сказала она Энни. – Одних я вознагражу, других накажу – все одним махом.
Изабель рылась в своем гардеробе, подбирая платье для Энни, в котором она будет присутствовать на этом обеде в качестве гостьи. Так решила Изабель, и переубедить ее было невозможно.
– В конце концов, – сказала она, – победили именно твои фотографии – серия добродетелей, для которых ты позировала. Своим успехом я обязана только тебе. Примерь вот это. – Изабель протянула Энни зеленое платье, в котором однажды была в гостях у Хиллов. – Зеленый очень идет к твоим волосам.
– Прямо не знаю, мэм, оно такое красивое – боюсь его испортить.
– От носки одежда всегда портится. – Изабель приложила платье к Энни. – Надев его, ты окажешь мне честь. Давай-ка я тебе помогу.
Аккуратно положив зеленое платье на пол, Изабель подошла к Энни сзади и начала помогать ей раздеваться.
– Этот ужасный чепец тоже сними! В жизни не видела ничего более уродливого! – Она отшвырнула белый чепец, принадлежность костюма горничных, и продолжала: – Говоря по правде, эту медаль заслужила ты. И поэтому я хочу, чтобы на моем вечере ты была почетной гостьей. Как настоящая леди.
Энни сбросила черное рабочее платье, и Изабель принялась застегивать на ней свой корсет. Затем Энни встала посреди лежащих на полу пышных зеленых юбок, Изабель, натянув на нее платье, обошла ее вокруг, оценивая результат.
– Ну что же, ты выглядишь замечательно! – удовлетворенно воскликнула она.
Энни осмотрелась перед большим зеркалом и не узнала себя. Праздничный наряд вместо жалкого платьишка, дорогая яркая ткань вместо застиранной и дешевой. По правде сказать, эта перемена ее немного напугала.
Энни долго не могла решить и до сих пор не решила, что думать по поводу ее фотографий, получивших приз Дублинской выставки, как относиться к ним. Ей было трудно представить, что вещи, возникшие как результат их очень личных отношений с миссис Дашелл, могут стать достоянием публики. Десятки, если не сотни людей видели ее фотографии в Дублине, рассматривали ее, словно диковинную бабочку, приколотую под стеклом витрины рядом с табличкой с объяснениями.
– Что, если я не справлюсь, мэм? – вдруг спросила она.
– С чем, Энни?
Энни повернулась к зеркалу спиной, чтобы рассмотреть себя сзади, и чуть не упала, наступив на подол.
– Как себя держать, мэм? Как ходить? И что говорить?
– Ты всегда знаешь, что говорить.
– Ну, или как говорить. – Энни умоляюще посмотрела на Изабель. – Мэм, я боюсь до смерти.
Изабель взяла Энни за руку.
Разве ты это не я; – спросила она. – И если бы мы не встретились в этой жизни, все равно, разве могла бы я не быть тобой?
Точно так же Изабель всегда верила, что она – единое целое с Элен.
«Нет, – подумала Энни. – Тогда ты не смогла бы быть мной».
Изабель сжала ее ладонь и отпустила. Энни прошлась по комнате. При ходьбе платье издавало легкое шуршание, словно кто-то шептал из угла: «Не забывай, не забывай меня…»
– На тебе смотрится любой наряд, – сказала Изабель, любуясь, как Энни скользит но комнате. – Ты могла бы быть кем угодно.
Энни резко повернулась к ней от окна.
Выбросив из-за облаков узкий пучок света, расстелило перед ней золотую дорожку, и вся комната, казалось, закачалась и поплыла. Энни подставила ладонь под струю света, словно хотела разбрызгать его вокруг себя. Изабель на другом конце комнаты звонко рассмеялась. «Да, я могла бы быть кем угодно!»
Пока Изабель была в студии, где печатала вчерашние фотографии Мадонны, Энни расхаживала в новом наряде по коридору, тренируя походку, перед тем как появиться в свете, радуясь необычным ощущениям, непривычной тяжести новой одежды. Дойдя до конца коридора, Энни резко поворачивалась, так что пышные юбки поднимались волчком и потом плавно оседали к ее ногам.
По лестнице взобралась Тэсс, прижимая подбородком кипу выстиранного белья.
– Привет, – весело сказала Энни, проделав очередной поворот.
– Я слышала, будут гости, – сказала Тэсс, тяжело дыша после восхождения по лестнице. – Мне всегда нравилось это платье.
Некогда Тэсс мечтала, что они с Уилксом выйдут из кареты и поднимутся по ступеням дома, где соберется общество. Она, Тэсс, будет в этом самом платье и небрежным взмахом руки отпустит кучера. Они войдут в дом, и дворецкий громко объявит их имена хозяевам и гостям, с нетерпением ожидающим их в зале.
Тэсс привалилась к перилам, подпирая стопку белья огромным раздувшимся животом.
– Но на мне оно все равно что седло на корове, – сказала Тэсс.
Энни еще раз повернулась, на этот раз медленнее, и ткань засверкала, словно осколки бутылочного стекла на дне ручья.
– Ну, не скажи, – ответила она. – Ты могла бы в нем выйти к обеду так же непринужденно.
Тэсс грустно улыбнулась.
– Нет, – с горечью произнесла она, – Увы, это все не для меня.
Тэсс покрепче ухватила белье и, неуклюже обогнув Энни, заспешила дальше по коридору.
Несколькими днями позже Энни спускалась по парадной лестнице из сумрака спальни Изабель в сверкающую огнями гостиную. Изабель, обещавшая ей ни на миг не оставлять ее, помогла ей одеться и причесаться, но потом вдруг исчезла, растворилась среди гостей.
Не так-то просто было спускаться по лестнице, не глядя себе под ноги, да еще соблюдая должное выражение, и при этом умудриться не наступить на подол и не покатиться по ступенькам. Платье с чужого плеча было непривычно тяжелым и с каждым шагом казалось все тяжелее. Едва сойдя с лестницы, Энни уже чувствовала себя разбитой.
Кухарка, Тэсс и Уилкс готовились к этому приему не покладая рук. Пока Изабель у себя в спальне в течение нескольких часов одевала и прибирала Энни, доносившиеся до них беготня и хлопки кухонной двери напоминали Энни, что сейчас она не на своем месте. Энни вдруг стало стыдно, что она не помогает им накрывать на стол и начищать серебряную посуду.
До того как подать обед, гостей пригласили в большой холл выпить по бокалу красного вина. Едва Энни появилась там, как дюжина пар глаз устремилась на нее, и в холле сразу наступила тишина. Было слышно, как кто-то произнес: «Это та самая горничная». Энни испуганно попятилась, спрятавшись в углу за роялем.
– Мисс? – держа поднос с бокалами, перед Энни с реверансом предстала Тэсс.
– Не надо так, – сказала Энни.
Ответив ей не то улыбкой, не то ухмылкой, Тэсс удалилась.