Лаура Гурк - Тайные желания джентльмена
- Кто бы сомневался, - пробормотал он, целуя ее в ухо. - Разве хоть что-нибудь связанное с тобой можно назвать легким, Мария Мартингейл?
Он хотел было вынуть руку, но по непонятной причине ее пальцы вцепились в руку, не отпуская ее.
- Что ты хочешь? - прошептал он. - Что ты от меня хочешь?
- Я не знаю, - прошептала она в ответ, но, говоря это, накрыла ладонью его руку и прижала к своей груди.
Он застонал и прижался лицом к ее шее, а его пальцы скользнули по соскам, насколько это позволял корсет. Она снова вскрикнула, и ее бедра, совершенно независимо от ее воли, прижались к его бедрам.
Он пробормотал ругательство и освободил свою руку.
- Скажи, чтобы я остановился, - приказал он. Его ладонь скользнула вниз по ее бедру. Он приподнял свое тело ровно настолько, чтобы задрать ее юбку. - Ради Бога, скажи, чтобы я остановился, пока не поздно, Мария!
Она не сказала ни слова, а когда он перенес вес тела на одну сторону, протестующе вскрикнула, испугавшись, что он остановится. Но его рука поползла вверх по ноге, он, приложив ладонь к ее животу, опустил ее еще ниже, протискиваясь между бедрами.
- Мария, - пробормотал он сквозь стиснутые зубы, - ради Бога…
Его пальцы скользнули в разрез на панталонах, и он прикоснулся к ней в самом сокровенном месте. Она резко вскрикнула от острого наслаждения, которое доставило это прикосновение. Кончиком пальца он принялся ласкать ее, массируя круговыми движениями, и это казалось сладкой пыткой. Она застонала и прижалась бедрами к его руке.
- Мария, ты такая нежная. Я в жизни не прикасался ни к чему более нежному, - пробормотал он возле ее уха. - Я знал, что ты окажешься именно такой. Я всегда знал это.
Эти слова озадачили ее, но она не успела даже подумать над их смыслом, потому что его палец скользнул между складками, окружающими вход внутрь ее тела. Потрясенная новыми ощущениями, о существовании которых она даже не подозревала, Мария уткнулась лицом в его шею и, обняв за плечи, изо всех сил прижалась к нему, потому что он был единственной устойчивой опорой в этом водовороте. Каждое едва заметное движение его пальца вызывало целую бурю новых ощущений. Но она хотела еще, потом еще, и чем больше получала, тем больше хотела. Ее тело уже лишь беспомощно вздрагивало, прижимаясь к его руке, но и этого было еще недостаточно.
- Да, любимая, - уговаривал он ее, - да, ты достигаешь наивысшей точки наслаждения. Это я тебя туда веду.
Она не понимала, что он имеет в виду, но слышала хриплые вскрики, срывающиеся с ее губ, какие-то первобытные, животные звуки, означающие отчаянное желание. Потом на нее волной обрушилось чувство наслаждения. Он взял губами ее губы и ловил все эти всхлипывающие звуки ртом, не переставая ласкать ее быстрыми, уверенными движениями, распространявшими волны наслаждения по всему ее телу, пока она наконец, совершенно обессилев и тяжело дыша, не рухнула на сиденье.
Поцеловав ее еще раз, он вытащил руку из-под юбки. Она смотрела на него, потрясенная, не в силах ни говорить, ни думать, находясь в блаженном состоянии эйфории. Он чуть переместил вес, и она по движению его рук поняла, что он расстегивает брюки.
Карета, качнувшись, остановилась.
Рука Филиппа замерла, и он поднял голову.
- Черт возьми, - пробормотал он. - Пропади все пропадом! - Скатившись с нее, он пересел на противоположное сиденье. Продолжая ругаться себе под нос, он принялся застегивать брюки.
Мария поднялась и села, опустила юбки и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь прийти в себя и понять, что произошло. Ничего подобного она никогда в жизни не испытывала. Она даже представить себе не могла, что такое бывает. А вот Филипп это знал. Он знал, что надо делать и как пользоваться губами, руками и словами, чтобы вызвать у нее такое потрясающее плотское наслаждение.
Мария внимательно посмотрела на него, пораженная тем, что Филипп, такой правильный, такой воспитанный, мог заставить ее почувствовать себя такой бесстыжей и распущенной и в то же время такой сексуально привлекательной и красивой.
Он поднял голову и некоторое время напряженно вглядывался в ее лицо.
- Тебе лучше застегнуть блузку, - посоветовал он. - В таких ситуациях это принято делать мужчине, но я… - Он глубоко вздохнул и отвел глаза. - Я не могу.
Значит, есть специальные правила поведения для таких ситуаций, как эта?
Это показалось ей таким нелепым, что она чуть не рассмеялась, но, взглянув на его строгое лицо, вовремя остановилась, опасаясь, что Филиппу это смешным не покажется.
Мария застегнула пуговицы блузки и, взглянув на него, увидела, что он за ней наблюдает, но как только их взгляды встретились, он снова отвел глаза.
Приведя в порядок одежду, она тихонько кашлянула, и он раздвинул штору на окошке и потянулся за своим плащом.
- Вот, - сказал он, подавая ей плащ, - надень его. Дождь все еще льет как из ведра.
Она подчинилась, и он постучал в окошко. Дверь кареты открылась, и лакей подкатил лесенку. Наклонив голову, она сошла по ступенькам на землю и побежала к своей двери. Путаясь под тяжелыми складками его плаща, она достала ключ из кармана юбки и открыла дверь, оглянувшись через плечо, но увидела, что Филипп за ней не последовал.
Прежде чем закрыть за собой дверь, она приподнялась на цыпочки и успела заметить, как он взбегает по ступеням лестницы, ведущей к его парадному входу. Он на секунду задержался перед дверью и, взглянув в ее сторону, увидел, что она за ним наблюдает.
Их взгляды на мгновение встретились, потом он повернулся и, не сказав ни слова, вошел в дом.
Запирая за собой дверь, она подумала, что это, наверное, к лучшему. Да и что можно сказать после всего, что произошло?
Глава 12
Нет соуса лучше, чем голод.
СервантесТретью ночь подряд он не мог спать. Да и какой мужчина смог бы заснуть, если его тело мучила неудовлетворенная похоть, а в ушах еще раздавались звуки женской страсти?
Филипп лежал в постели, и тихие крики Марии, достигающей и достигшей оргазма, эхом звучали в его голове. Он снова и снова переживал каждый момент этой короткой мучительной поездки в карете. Он вспоминал ее шелковистую кожу, которая становилась теплой при его прикосновении, он представлял себе, как нежен и влажен внутри ее рот и как горячо и скользко стало между ее бедрами, когда она возбудилась, он чувствовал глубокое, чисто мужское удовлетворение оттого, что вызвал у нее оргазм. И хотя эти воспоминания невыносимо мучили его, требуя удовлетворения его собственного желания, он с наслаждением вспоминал звуки, которые она издавала, достигнув кульминации.
