Елена Арсеньева - Возлюбленная Казановы
Какое-то мгновение граф оцепенело глядел на него, а потом, словно пушинка, подхваченная ветром, выпорхнул из погреба, увлекая за собой Лизу. Прежде чем она успела хоть что-то понять, они уже оказались у подножия того самого подъема, который одолели с таким трудом, и здесь граф кинулся плашмя, принудив Лизу упасть рядом и прикрыв одной рукою ее голову.
Нестерпимо медленно текли мгновения. Лиза лежала, уткнувшись лицом в ледяную сырость, объятая ужасом перед той неведомой опасностью, которая вот-вот должна была обрушиться на них, как вдруг услышала озадаченное хмыканье и, осмелившись поднять голову, увидела, что граф уже стоит на коленях и сосредоточенно всматривается в темноту.
– Черт возьми! – проворчал он удивленно. – Что бы все это значило? – И, вскочив, пошел опять туда, откуда они только что панически сбежали, на ходу приказав Лизе: – Оставайтесь пока здесь!
Разумеется, она не послушалась. Остаться одной во мраке, который наваливался, давил со всех сторон? Ну уж нет!
Однако граф все же опередил ее; и когда Лиза, тяжело дыша, одолела подъем и робко заглянула в ворота, то с трудом разглядела его фигуру, распластавшуюся на бочонках и достающую из-за них чудом не погасший факел. Наконец его усилия увенчались успехом, и граф, победно потрясая факелом, обернулся к ней:
– Хвала святейшей Мадонне! Видите ли, сначала я решил, что в этих бочонках порох…
Лиза расширенными глазами взглянула в узкую щель, где только что торчал факел, перевела взор на довольное лицо графа и вдруг ощутила неодолимое желание отвесить пару добрых оплеух этому «вечному сыну легкомыслия». Нечего сказать, называл он себя очень точно! И еще надеялся, что взрыв, который неминуемо грянул бы, окажись здесь и впрямь порох, не накрыл бы их там, на подъеме?! Да от них и воспоминания не осталось бы!
Но у Лизы уже не было сил волноваться, тем более из-за того, что могло случиться, да не случилось. Она безучастно смотрела, как де Сейгаль, выбив пробку, окунает палец в темную, маслянистую жидкость, а потом сосредоточенно обнюхивает его и осторожно касается языком.
– Гром и молния! – воскликнул он наконец. – Да ведь это ром! Превосходный ямайский ром! Вот так повезло!
– Надеюсь, вы не собираетесь устроить здесь попойку? – сердито спросила Лиза: нашел чему радоваться!
Граф расхохотался:
– Я слишком тонкий ценитель жизни, чтобы заглушить свои ощущения этим огненным зельем, и предпочитаю легкие вина типа «Рефоско» из Фриули. А обрадовался я тому, что теперь вспомнил: рядом с тем укромным ходом, которым когда-то пользовались мы с моей дорогой возлюбленной, чтобы проникнуть в развалины, находился пустой винный погреб. И я думаю, что сейчас мы попали в тот самый погреб, только с другой стороны. Очевидно, новые обитатели этих катакомб заполнили его своим излюбленным напитком.
– Но это ведь монахи… – нерешительно молвила Лиза. – А тут ром. Или вы имеете в виду – для причастия?..
– В жизни не встречал монаха, который не прикладывался бы к бутылке, – отмахнулся граф. – А ром – самый подходящий напиток для этих головорезов. Ничего, я еще доберусь до Араторна, если только он уже не превратился в головешку, на что я от души надеюсь! – внезапно исполнившись ярости, прорычал де Сейгаль. – Я дойду до самого папы, но добьюсь их наказания!
Лиза недоверчиво хмыкнула, и граф не на шутку обиделся.
– В декабре прошлого года я получил из рук его святейшества Климента VIII крест «Золотая шпора» и звание папского протонотария!
Лиза даже руками всплеснула.
– За что?!
– Я умолчу о своих заслугах перед святейшим престолом, – многозначительно ответил граф. – Мужчине не к лицу хвастовство. Но если вы слышали о вольных каменщиках…
– О, конечно! – воскликнула Лиза. – Мессир Бетор сообщил мне, что масоны – передовой отряд его Ордена.
Граф остолбенел и не скоро обрел дар речи вновь.
– Ну это уж переходит всякие границы, – прошипел он наконец. – Значит, когда в 1751 году в Лионе я был посвящен в масоны, то одновременно вступил в банду этих клейменых убийц? Что за чушь! Матушка сказывала, что я родился слабоумным и оставался таковым до восьми с половиною лет, но, право слово, сейчас мне показалось, будто разум вновь меня покинул. Знайте, моя крошка, что я, Джузеппе Джироламо Казанова, граф де Сейгаль, уже почти тридцать шесть лет, с самого рождения, состою в одном-единственном ордене, Ордене авантюристов, и поклоняюсь одной богине – Фортуне, покровительнице игры и превращений, ибо игра – это стихия судьбы. А все остальные мои занятия и увлечения – лишь дань светским и религиозным условностям. Я авантюрист и горжусь этим. Я предпочитаю ловить дураков, но самому не быть пойманным; стричь купоны, но не давать остричь себя в этом мире, который, как знали еще римляне, только и ждет, чтобы быть обманутым. Я стал авантюристом не из нужды, не из отвращения к труду, а по врожденному темпераменту, благодаря влекущей меня к авантюризму гениальности! И чтобы я ввязался в политические игры фанатиков? Нет, они даже хуже фанатиков, ибо вовсе лишены принципов и здравого смысла. Да я никогда не был ничьим слугою, кроме святого случая!
Если Лиза до сих пор еще не поняла, что единственной и самой любимой темою разговоров и размышлений графа является его бесценная персона, то теперь всякие сомнения в этом исчезли. Говорил он цветисто и ярко, как по писаному, но она согласилась бы весь остаток жизни провести среди немых, лишь бы избавиться сейчас от его звучного, с прекрасными модуляциями, голоса, избавиться от этого болтуна, кем бы он ни был – графом или авантюристом, как бы ни звался – де Сейгалем или Казановой!
– Однако, ежели эти господа все ж останутся в живых и дознаются, кто помог мне улизнуть, вам туго придется! – ехидно прервала она его затянувшийся панегирик самому себе.
Охладить пыл оратора было не так-то легко.
– Да, придется снова скрываться, снова бежать… Но только в полете, только в постоянном беге наслаждаюсь я существованием! Никогда – в покое или уюте! Город без приключений для меня – не город, мир без приключений для меня – не мир. Да я скорее рискну своей жизнью, чем дам ей закиснуть. Даже виселица меня не обесчестит. Ведь я всего лишь был бы повешен, но не заскучал бы. По мне, скука – это круг ада, который Данте забыл изобразить!
Да, задавать вопросы этому человеку о нем самом рискованно. Нужно во что бы то ни стало отвлечь его!
– Все это безумно интересно, сударь, – сказала она нетерпеливо, – но что нам делать теперь?
– О, вы смелая особа! – При свете факела его улыбка выглядела весьма печальной. – Другая на вашем месте уже давно истерически рыдала бы, а вы полны стремления бороться. Что же мы можем? Очевидно, очистить подвал от бочонков и пройти его насквозь, до противоположного входа. Жаль, что мы с вами не Гаргантюа и Пантагрюэль, тогда не составило бы труда уничтожить все эти пинты и галлоны рома.
