Мишель Маркос - Уроки влюбленного лорда
Шона перевела взгляд на страницу, которую он столь пристально изучал. Это был рисунок обнаженного женского тела.
В ее памяти тотчас оживились утренние образы, спровоцировавшие у нее чувство ревности. Древняя книга о любви и соблазнении и поцелуй Коналла и леди Вайолет над этим разделенным секретом. Только теперь, думая об этом, Шона больше не злилась. Теперь у нее просто защемило сердце.
— Разглядываем неприличные картинки? — произнесла она, с трудом придав своему голосу легкую игривость. — Ах ты, грязный распутник.
Он обернулся, и выражение его лица просветлело.
— Шона! Рад тебя видеть. Иди посиди со мной.
Она подчинилась и вдруг снова ощутила себя счастливой. Как это странно и опасно, что ее настроение зависит от состояния его души. Как будто его благорасположение могло управлять течением ее счастья.
Лицо Коналла приобрело озорное выражение.
— У меня для тебя есть сюрприз. Подожди здесь.
Шона проводила его глазами, когда он вышел за дверь, прикрыв ее за собой. Шона не знала, что он для нее приготовил. На свете была лишь одна вещь, способная навсегда поднять ее моральный дух. Остаться в Балленкриффе и стать его женой.
Взгляд Шоны упал на книгу на столе. Шона придвинула ее к себе и повернула в свою сторону. Выполненный одной линией рисунок изображал обнаженную женщину. Обнаженную беременную женщину.
Шона прочла название на обложке: «Практика терапевтической, хирургической и акушерской помощи женщинам». Шона еще раз взглянула на рисунок женщины с ребенком в животе. От рисунка лучами расходились линии с названиями частей ее тела на латинском языке.
Почему Коналл изучал этот том? Неужели это его собирался он утром показать леди Вайолет? Шона полистала страницы. В книге содержались сведения по лечению всех недомоганий и болезней, начиная от депрессии до меланхолии, истерии и несдержанности.
Шона услышала, как открылась дверь. Коналл заглянул внутрь и улыбнулся.
— Тут кое‑кто пришел поблагодарить тебя.
Он открыл дверь шире, и в помещение вбежал Декстер. На четырех здоровых лапах.
Почуяв Шону, он тут же радостно завизжал и вскинул лапы ей на колени, чтобы лизнуть в лицо.
Счастливая, что он окончательно поправился, Шона обняла пятнистые бока собаки. Тонкое повизгивание Декстера красноречиво свидетельствовало о переполнявшей собачье сердце радости.
— Я тоже счастлива тебя видеть! Твоя лапа теперь снова в порядке!
— Благодаря тебе, — усмехнулся Коналл. — Он обязан тебе жизнью. И своими здоровыми лапами.
— Это было самое малое, что могло сделать сострадательное сердце.
— Если это так, то мне бы очень хотелось увидеть, на что самое большое способно твое сердце.
Шона сдержанно улыбнулась:
— Женись на мне, и я покажу.
Коналл сел в кресло за столом.
— Шона, ты знаешь, с какой признательностью я отношусь к тебе. Меня бросает в дрожь при мысли, что сталось бы со мной, не будь у меня такого преданного друга, управляющего и… товарища. Я хочу, чтобы ты знала, как бы мне хотелось, чтобы все у нас сложилось иначе.
Она кивнула. Слова отчаяния застряли у нее в горле.
— Я знаю, что скоро день твоего рождения, но меня здесь не будет, чтобы отпраздновать его с тобой. Поэтому я хотел бы вручить тебе подарок заранее.
Он открыл ящик стола и вынул стопку бумаги. Взял верхний лист и посмотрел на него с выражением некоторой тревоги. Затем настороженно протянул ей. Шона взяла бумагу из его рук.
— Это пункты твоего продленного контракта об обучении, которые включил Хартопп, когда я взял тебя под опеку. Как видишь, здесь нет печати. Я так и не заверил их у приходских попечителей по призрению бедных. — Коналл вздохнул. — Я знаю, как высоко ты ценишь свою свободу, так что возьми ее. Я дарю тебе твою свободу. В двадцать первый день свого рождения вы обе свободны и можете уйти.
Свободны. Шона мечтала услышать это слово всю свою жизнь. Через несколько дней она станет свободной, независимой женщиной. Сможет пойти куда заблагорассудится, работать где нравится, делать что хочется. Она держала в руках билет, делающий свободной не только ее, но и Уиллоу. Этот момент должен был стать счастливейшим в ее жизни. Если бы не еще одно слово. Уйти.
— Конечно, — торопливо добавил он, — мне бы хотелось, чтобы ты осталась здесь, в Балленкриффе. Чтобы осталась… управляющей с достойным жалованьем. Видит Бог, ты это заслужила. И Уиллоу тоже. Она показала себя отличной нянькой для Эрика. И потому что… — он сделал паузу, — потому что я не представляю себе жизни без тебя.
Он не смог этого сказать. Не смог сказать, что любит ее. Но не потому ли, что не любил? Или потому, что знал, что любить ее было бы безнадежно?
Шона открыла рот, но не произнесла ни звука. До сего момента у нее не возникало трудностей с высказыванием своих мыслей. Ей очень хотелось сказать ему, что она чувствует, но, как и он, не могла этого выразить. Она не сомневалась в том, что он любит ее, но одной любви для такого человека, как Коналл, было бы мало. Ему нужна жена с деньгами, положением и красотой. А она ничего этого не могла ему предложить.
Нужно было отпустить его и позволить строить жизнь с леди Вайолет. Он дал ей ее свободу, и Шона должна была дать ему его.
Но Боже, она не могла. Слишком много любимых и близких она потеряла. И теперь не могла потерять еще одного.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Коналл с раздражением.
Дверь открыл Баннерман.
— Прошу прощения, сэр, но дамы спустились на ужин. Они ждут вас в гостиной.
— Очень хорошо. Окажите мне любезность, Баннерман, отведите Декстера в мою комнату.
— Безусловно, сэр.
При всем при том, что Баннерман не жаловал четвероногих животных, он выполнил поручение с апломбом.
Коналл протянул Шоне руку:
— Идем ужинать.
Шона посмотрела на протянутую руку и с болью в сердце подумала, что предложить ей руку он мог только так.
Не в силах больше выносить боль, она отвернулась. Шона всегда чутко реагировала на чужие страдания и с готовностью приходила на помощь. Но теперь страдало ее собственное сердце. Ее собственное сердце нуждалось в поддержке. Нужно было срочно что‑то делать.
Тут ее взгляд скользнул по книге на столе, и в голове промелькнула одна мысль. Отчаянная идея… в момент отчаяния. Время было для нее петлей на ее шее.
— Нет, спасибо. Я не буду сегодня ужинать. Хочу поделиться доброй вестью с Уиллоу. А ты иди.
Ей понадобилось все ее мужество, чтобы заглянуть Коналлу в глаза. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Это был чудесный поцелуй! При всей своей целомудренности этот поцелуй послужил ей прощальным утешением. Даже после того как за Коналлом закрылась дверь, след от поцелуя продолжал гореть на ее лице.
