Вера Крыжановская - Рекенштейны
«Надеюсь, граф, — писал дон Рамон, — вы не объясните трусостью то, что я вам скажу. Вы достаточно меня знаете, чтобы быть уверенным, что я никогда не уклонялся от дуэли, но я узнал о смерти вашего отца, и мысль, что мое безумное увлечение способствовало тому, ужасна для меня. И в виду этого незакрытого еще гроба дуэль с вами немыслима для меня. Я немедленно уезжаю отсюда и прошу у вас прощения за мой вчерашний поступок. Но можете ли вы осуждать меня за то, что я был ослеплен моей страстью к этой очаровательной женщине! Счастлив тот, кто может противиться ей».
С тяжелым вздохом Арно сложил письмо. Жизнь была ему ненавистна, и умереть от руки дона Рамона было бы для него желанным исходом. «Да, счастлив тот, кто может противиться этому коварному созданию, гибельному для Рекенштейнов», — прошептал он с горечью.
После похорон графа Вилибальда в Рекенштейнском замке водворилась мрачная пустота. Арно удалился в свое имение и не трогался оттуда, занятый приготовлениями к дальнейшему путешествию. Он решился океаном отделить себя от Габриэли и, согласно обещанию, которое дал отцу, стараться вытеснить из своего сердца соблазнительный образ. Успеет ли он в этом? В настоящую минуту состояние его души было ужасным. Страсть и ревность терзали его, лишая покоя и сна,, подтачивая здоровье и заставляя его подчас бояться помешательства.
Он думал, что не вынесет этих мук, но душа, соединенная с телом, — эластичная ткань: человек мучается, корчась, как червь, когда ступает на него давящая пята судьбы, но истерзанный, разбитый, он встает… и продолжает жить.
После смерти мужа графиня заперлась у себя в комнатах и не принимала никого, удаляла от себя даже Танкреда. И мальчик, скучая в замке, проводил большую часть времени в Арнобурге или у Фолькмара, куда тащил беспощадно доброго и слабого кандидата.
Весть о скором отъезде Арно достигла Габриэли и усилила ее мрачную грусть. Все вдруг покидали ее. От Готфрида не было никаких известий; она даже не знала, слышал ли он о событиях, происшедших в их доме. Безмолвное уединение, которое ее окружало, давило ее, как кошмар; и порой этот обширный замок казался ей саркофагом, закрывшимся над ней.
Однажды вечером графиня сидела у себя в будуаре. Лампа под абажуром слабо освещала ее голову, откинутую на спинку кресла, побледневшее лицо и сложенные руки, ослепительная белизна которых выделялась на черном платье, делая их похожими на дивное изваяние. Погруженная в свои думы, молодая женщина не заметила, что портьера приподнялась и Арно остановился на пороге. Не отрывая глаз, он смотрел на любимую женщину, которая никогда не казалась ему более обольстительной, и тяжелый вздох вырвался из его груди.
Габриэль вздрогнула и поднялась.
— Арно! — проговорила она нерешительным голосом, протягивая ему руку. Перемена, происшедшая в наружности ее пасынка, мучительно сжимала ей сердце.
— Я пришел проститься с вами, Габриэль, — сказал молодой граф, подходя к ней. — Я уезжаю на много лет, может быть, навсегда.
— К чему такие печальные предчувствия? — прошептала она, приглашая его сесть.
— Это не предчувствие, но простительное для путника предположение. Знаешь, когда расстаешься, но не знаешь, свидишься ли снова. И так как, быть может, сегодня мы прощаемся навсегда, я не хочу, чтобы вы сохранили неприятное обо мне воспоминание, чтобы злоба осталась между нами. Я люблю вас, Габриэль; это чувство последует за мной в изгнание, и я хочу покинуть вас без негодования, так как истинная любовь все выносит и все прощает.
Графиня опустила голову, и несколько капель горьких слез скатилось по ее щекам.
— Ах, Арно, не считайте меня такой гнусной. Никогда, клянусь вам, я не играла так легкомысленно вашим сердцем, как сердцем каждого другого; никогда я не хотела сделать вас несчастным. Я люблю вас, как брата, как друга, и если б я могла возвратить покой вашему сердцу, я бы сделала это во что бы то ни стало. Вот хотите, — она схватила его за руку, — я откажусь выйти вторично замуж? Я это сделаю, если это может возвратить вам покой.
Лицо Арно вспыхнуло на мгновение, но, победив бурю своих чувств, он с твердостью сказал:
— Габриэль, я не хочу обещания, которое вскоре стало бы тяготить вас и, быть может, вызывать ваше проклятие. Я никогда не могу обладать вами, и во мне нет жестокого эгоистичного желания омрачить вашу жизнь. Будьте свободны и счастливы, выберите себе человека по сердцу. Молодой красивой женщине необходимо иметь покровителя.
Разговор продолжался более спокойным тоном, но от предложения остаться пить чай граф отказался.
— Я должен ехать, — сказал он, вставая: — дайте мне, Габриэль, что-нибудь, что напоминало бы мне о вас в моем изгнании.
Молодая женщина поспешно подошла к письменному столу и вынула оттуда футляр, в котором был миниатюрный портрет, изображающий ее шестнадцатилетней девушкой в подвенечном платье с венком из померанцевых цветков на голове.
— Вот возьмите, Арно. Когда я позировала для этого портрета, я была невинна и счастлива и мое сердце было полно любви к вашему отцу.
— Благодарю, — сказал молодой человек, пряча футляр в карман своего платья.
— Будете вы писать мне, Арно?
— Нет, с завтрашнего дня я разрываю с прошлым. Рекенштейн и все, что обитает в нем, перестает существовать для меня. Я не хочу ничего знать, пока сердце мое не излечится. Но тем не менее, если когда-нибудь вам это понадобится, обратитесь к моему банкиру в Берлин, месье Флуру. Я остаюсь вашим братом, вашим помощником, вашим другом; не забывайте этого. А теперь прощайте. Храни вас Бог.
Быстрым движением он привлек ее к себе, поцеловал в губы и выбежал прочь.
— О, безумная! я сама изгнала моего лучшего друга, — промолвила Габриэль, падая на кресло и разражаясь рыданиями.
* * *В один прекрасный сентябрьский день легкий кабриолет, запряженный парой почтовых лошадей, катился по шоссе, ведущему к Рекенштейнскому замку. В экипаже сидел Готфрид; небольшой чемодан лежал у его ног. Молодой человек устремил задумчивый взгляд на замок, который начинал выступать в конце долины, весь окруженный своими садами. Как все изменилось с того дня, когда два года тому назад он ехал той же дорогой!
Охваченный грустью и смутной надеждой, он вздохнул и спросил себя, какова будет их встреча с Габриэ-лью теперь, когда они оба свободны. Молодой человек узнал от кандидата о происшедших событиях. Известие о смерти графа и об отъезде Арно вырвало его из мучительного оцепенения, в которое его поверг разрыв с Жизелью; внезапная измена молодой девушки, нравственная развращенность, выказавшаяся в ее бесстыдной связи с художником, внушали Готфриду отвращение и ужас. Но когда в его воспоминании возникал милый образ невинной Жизели с чистым, искренним взором, падение ее делалось для него непонятным.
