Ине Лоренс - Ханская дочь. Любовь в неволе
— За твое здоровье и благополучное возвращение с этой прогулки!
Царевич выдавливал из себя каждое слово, чуть не плача от жалости к себе. Скорость, с которой он опустошил стакан, вызвала приглушенные возгласы удивления и одобрения.
Допив, царевич хотел уже отдать стакан слуге, но тут Петр заговорил вновь:
— За Россию, которая дождалась перемен! — Он выпил еще быстрее, чем его сын, и швырнул стакан в стену, так что тот разлетелся на мелкие кусочки.
Царевич понял, что отец и его приближенные ждут от наследника ответного тоста.
— За Россию! — повторил он глухим голосом и, выпив, с такой силой разбил стакан о стену, что осколки задели одну из картин. Сирин схватилась за голову, но тут же притворилась, что просто хочет откинуть упавшую на глаза прядь волос. Наверное, русские одержимы какими-то ужасными демонами, если не могут думать и поступать как нормальные люди. А самый сильный джинн, кажется, поселился в теле их царя. У Петра Алексеевича был огромный город с золотыми дворцами, а он ютится тут, в деревянной хибаре, посреди бескрайних болот между сушей и морем. И в этих ужасных землях рабы воздвигли сказочно украшенный зал в недостроенном дворце без крыши. А царь и его приближенные, вместо того чтобы беречь это диво, превращают его в свинарник.
Все помыслы Сирин были заняты только царем, так что она не обратила внимания на любопытные взгляды Марфы Алексеевны. Наперсница Екатерины утвердилась в своем мнении, что в жилах Бахадура течет не только татарская кровь, и снова пыталась втянуть замкнутого юношу в разговор.
— Нравится тебе здесь? — спросила она, когда слуги в очередной раз наполнили стакан Сирин водой.
Сирин пожала плечами:
— Мне больше нравится в юрте моего отца.
Марфа Алексеевна сделала вид, что не замечает, с какой холодностью отвечает татарин на ее вопросы.
— Этот зал построен французским архитектором, замечательным мастером. А картины на стенах — голландских, немецких и французских художников.
— Я вижу, как их ценят, — язвительно заметила Сирин.
— Конечно, это очень печально, если столь ценная вещь окажется повреждена, но в России есть художники, которые поправят дело. Так что когда князь Меншиков вернется в свой дворец, все будет как новенькое. Ну а если даже не удастся спасти картину — тоже не беда. У князя хватит денег купить себе десяток новых взамен. — Марфа Алексеевна сама не заметила, как принялась защищать привычный уклад жизни. Но при этом она не забывала внимательно присматриваться к собеседнику, ей казалось, что у нее получается пробить броню равнодушия юного татарина.
Бахадур указал на статуи в нишах:
— Многие картины очень хороши, но почему на них нарисованы голые люди? И эти истуканы тоже не одеты. Это же бесстыдство!
Марфа Алексеевна улыбнулась:
— Мне тоже не все здесь приятно видеть. Но Господь Бог создал человека таким, а потому нет ничего плохого, если Он вложил в художника дар запечатлеть красоту и привлекательность человеческого тела.
Сирин твердо знала, что изображение голого человека гневит Аллаха, но здешние люди, очевидно, не знали настоящего закона. Спорить ей сейчас не хотелось.
— Такие картины следовало бы рассматривать в одиночестве. Зачем показывать их другим людям?
Марфа Алексеевна ласково похлопала Бахадура по руке:
— Полностью согласна, сынок. Но батюшка царь хочет растормошить наш народ, а для этого надо разрушить старинные устои, потихоньку этого не сделать.
— Быть бы ему повнимательней! А то ведь можно разрушить так, что все рухнет! — На минуту Сирин позабыла, что царь сидит рядом с ней, и заговорила чересчур горячо.
Петр Алексеевич раздраженно фыркнул и смерил нахала строгим взглядом, но потом вдруг жестко усмехнулся:
— Я разрушу эти ветхие устои и построю Русь заново! — Его тон не терпел возражений.
Сирин искала взглядом царевича. Тот занял место рядом с Ваниными драгунами и теперь сидел там надутый и обиженный, вцепившись в край одежд духовного отца. Игнатьев сидел прямо, время от времени осенял себя крестом, словно желая защититься от нечистого, и тихо шептал молитву.
Царь махнул рукой в его сторону:
— Вот это и есть та старая Русь, которую я хочу разрушить, у меня кровь закипает в жилах от мысли, что мой сын слушает больше попов, нежели меня. Стоило бы взять этого попа, посадить на корабль, отвезти подальше от берега и сбросить в воду. Если он дойдет до берега по воде, как Христос на Генисаретском озере, то я, пожалуй, признаю, что старая Русь могущественнее, и сам склоню перед ним голову.
Царевич выглядел так, словно искал надежное укрытие, где отец не нашел бы его, а Игнатьев уставился на дверь, бледный как мел. Казалось, он опасался, как бы царь не принялся воплощать свои мысли в жизнь прямо сейчас. Поглядев на их перепуганные лица, Петр раскатисто захохотал, засмеялись и многие из гостей, на тех же, кто молчал, царь бросал сердитые взгляды. Сирин поняла, что царь разочаровался в сыне и надеется, что Екатерина родит ему нового наследника. Ей стало жаль царевича.
Не так-то легко, наверное, быть сыном нелюбимой жены и все время разрываться между любовью к матери и долгом перед отцом.
Царь встал и приказал налить. К ужасу Сирин, бутыль с водой рядом с ней опустела, и Петр сам налил ей из другой бутылки. Она с натянутой улыбкой слушала тост, думая о том, что теперь уж точно придется пить проклятый напиток. Но Марфа Алексеевна, заметив, что произошло, быстро пододвинула Сирин свой бокал.
— Пей, сынок, не бойся, — прошептала она Бахадуру и с тихим стоном, будто от боли, выпила водку, налитую царем.
Сирин послушалась и обнаружила, что ее соседка тоже пила воду.
— Надеюсь, это последний бокал, который налил тебе царь, — выдохнула она, затем взяла пустую бутылку и заторопилась из комнаты.
Царь рассерженно глянул ей вслед:
— Почему она пошла сама? У меня достаточно слуг.
Екатерина, улыбнувшись, взяла его за руку:
— За этой водкой Марфе лучше сходить самой. Ты же знаешь, у нее желудочная болезнь, и она переносит только ту водку, что сама настаивает.
Петр кивнул:
— Но уж наш юный татарский герой, думается, во время нынешнего приключения доказал, что у него достаточно крепкий желудок.
— Но все равно ему водка Марфы Алексеевны будет полезней твоей, он так еще юн и не привык пить много. Так-то ты хочешь отплатить ему за спасение жизни — чтобы завтра мальчик проснулся в собственной рвоте?
Голос Екатерины звучал мягко, но была в нем какая-то почти магическая власть.
Царь с любовью посмотрел на нее и рассмеялся:
