Виктория Холт - Паутина любви
Ричард Доррингтон приложил все усилия к тому, чтобы наш визит оказался удачным. Он постоянно водил нас в театр, после чего мы обычно ужинали в небольшом ресторанчике возле Лейчестер-сквер, который часто посещали актеры. После провинциальной жизни это было очень интересно.
Днем Ричард и Эдвард были заняты работой, так что мы с матерью могли вволю походить по магазинам. Главным образом нас интересовали приобретения для будущего ребенка. Мэри Грейс тоже интересовалась этим и иногда сопровождала нас.
Однажды мы отправились с ней в музей, на выставку миниатюр, и я тут же поняла, что она весьма глубоко разбирается в этом предмете. Отбросив застенчивость, она позволила себе пространные и эмоциональные высказывания.
Меня порадовал проявленный ею интерес, и я внимательно слушала ее. Она стала необычайно разговорчива и, в конце концов, призналась в том, что сама занимается живописью.
— Немного, — добавила она, — и без особых успехов, но все равно это — увлекательное занятие!
Я сказала, что хотела бы познакомиться с ее работами, и она сразу приуныла:
— О, ничего достойного внимания!
— И все-таки я хотела бы посмотреть, покажи мне, пожалуйста!
Мэри продолжила:
— Есть — такие люди, которых сразу же хочется нарисовать: есть в них что-то такое…
— То есть, они красивы?
— Ну, не обязательно, в расхожем смысле этого слова… Просто в них есть что-то такое… Мне хотелось бы нарисовать тебя!
Я удивилась и, признаюсь, слегка оторопела. Рассмеявшись, я сказала:
— Вот с моей сестры-близнеца Дорабеллы получился бы очень хороший портрет! Мы похожи, но она все же другая: она жизнелюбива и очень привлекательна. Вот если бы ты увидела ее, тут же захотела бы написать ее! Вскоре ей рожать, но, может быть, после родов ты сможешь написать ее? Я уверена, что она будет более подходящей моделью, чем я.
Мэри Грейс сказала, что ей нравится ни с чем не сравнимое чувство, которое возникает у нее перед началом работы. Специально пока еще ей никто не позировал. Заметив привлекательное лицо, она набрасывала его по памяти, а затем начинала писать: делала эскиз, а затем прорабатывала детали.
— Это мне подходит, — сказала я. — Несколько набросков ты можешь сделать.
— О, ты не возражаешь? Только никому не говори!
— Это будет нашей тайной.
На следующий день я пришла в ее комнату, и она сделала несколько набросков, но отказалась показать их мне. Зато Мэри продемонстрировала работы, сделанные ранее. Среди них было несколько акварельных миниатюр, которые я нашла очаровательными. Она вспыхнула от удовольствия, я редко видела ее столь довольной.
Мать заметила мне:
— Я очень рада тому, что ты подружилась с Мэри Грейс. Похоже, ей нравится твое общество?
— Очень милая девушка, — ответила я, — но слишком уж неуверенная в себе.
— В отличие от своего брата! Нужно, чтобы кто-нибудь помог ей найти себя.
В этот вечер мы отправились в оперу. В Ковент-Гардене давали «Травиату». Ричард заранее знал, что будет именно эта опера, и приложил все старания, чтобы раздобыть на нее билеты. С того самого момента, как поднялся занавес и показалась с изысканностью оформленная сцена, как только Виолетта поприветствовала своих гостей, — до самого конца все было сплошным наслаждением.
После спектакля мы ужинали в ресторане неподалеку. Настроение было веселое, и постоянно обыгрывалось мое имя, совпадавшее с именем героини оперы.
— На этом и кончается всякое сходство, — завершил Эдвард.
Мать заметила:
— Надо мной смеялись, когда я дала ей это имя, но я ничуть не жалею об этом. Мне оно кажется красивым… и, по-моему, подходит ей?
С этим согласились все.
— А Дорабелле пришлось нести еще большее бремя, — сказала я.
— «Дорабелла» тоже звучит красиво, — возразил Ричард. — Как жаль, что ее сегодня нет с нами!
— При встрече я дам ей детальный отчет о сегодняшнем вечере, — пообещала я.
Домой мы возвратились поздно. Вечер был очень удачным. Я вспоминала Дорабеллу, которая наверняка разделила бы нашу радость, и вновь задумалась о том, как ей удастся прижиться в Корнуолле.
На следующее утро мать сказала мне:
— Вчерашний вечер был просто великолепен, не так ли? Ричард, по-моему, просто молодец!
— Да, он очень предусмотрителен.
— С его стороны было так мило пригласить нас на эту оперу! Он сказал, что решающую роль сыграла именно «Травиата»… то есть то, что тебя зовут Виолеттой.
— Наше сходство на этом кончается, как справедливо заметил Эдвард.
— Хотелось бы на это надеяться. Было бы ужасно думать о том, что ты проживешь, такую жизнь и безвременно увянешь.
Я рассмеялась, а она добавила:
— А ты помнишь, что нас ожидает? С этой суетой вокруг рождения ребенка я чуть не позабыла: ваш день рождения!
— Конечно… в следующем месяце. Я еще не позаботилась о подарке для Дорабеллы.
— Я тоже, а что бы ты предпочла? Нужно решать, пока мы еще в Лондоне. Завтра пойдем и что-нибудь присмотрим, только не позабудь об этом.
— Не позабуду!
В этот вечер нас ждал званый ужин. Доррингтоны пригласили какого-то юриста с женой, а с ними недавно вышедшую замуж их дочь с супругом.
Разговор за столом главным образом шел о ситуации в Европе. Престарелый юрист сказал, что ему не нравится, как там развиваются события.
— Этот союз между итальянским и немецким диктаторами весьма опасен, таково мое мнение!
— Нам не следовало спокойно наблюдать за тем, как Италия захватывала Абиссинию, — сказал Ричард.
— А что мы могли поделать? — спросил Эдвард. — Неужели нужно было ввязываться в войну?
— Если бы все европейские государства вместе с Америкой вели единую политику и приняли бы санкции, Муссолини отказался бы от этой затеи!
— Теперь уже слишком поздно, — заметил юрист. Я бросила взгляд на Гретхен. Ей было не по себе, как всегда бывало при обсуждении европейской политики. Я подумала, что следовало бы сменить предмет разговора. Тема действительно сменилась, но, по-моему, для Гретхен вечер уже был испорчен.
На следующее утро Мэри Грейс сказала, что хочет что-то показать мне. Я отправилась в ее комнату. На столе лежала живописная миниатюра. Мэри указала на нее и отступила назад, отвернувшись, словно не желая видеть мою реакцию.
Я как зачарованная рассматривала портрет. Это была великолепная работа: цвета мягкие, затушеванные. Это было мое лицо, но в нем было нечто такое… приковывавшее взгляд. Выражение глаз как будто пыталось передать что-то невысказанное, а легкая улыбка на губах противоречила ему.
