Элизабет Бойл - Без ума от герцога
Целовала бы его Элинор, если бы знала правду? Сбежала бы с ним в повозке для сена? Поддразнивала бы во время осмотра дома? Мог ли он вести жизнь, которую открыл и сейчас делил с ней?
Джеймс на миг отстранился, глядя в ее счастливые сияющие глаза. Он не мог развеять эти благословенные чары, не мог положить конец волшебству, которое внезапно необъяснимо связало их, поймало в ловушку в миг их первой встречи.
Мог ли герцог Паркертон признаться, что влюбился с первого взгляда? Никогда!
Но Джеймс Сент-Мор мог. И он это сделал.
Сент-Мор продолжал целовать ее, его руки скользили по изгибам ее бедер к талии, поднялись к груди.
Почувствовав холодный воздух, Элинор сообразила, что Сент-Мор ухитрился поднять подол ее платья и обхватил ягодицы.
Впервые в жизни Элинор знала и понимала, как это должно быть.
Когда мужчина действительно желает женщину, думала она. И вот она здесь, в его объятиях, ее тело пульсирует, пробуждаясь. Каково бы ни было ее будущее, за кого бы она ни вышла замуж, ее не оставлял страх, что муж может не любить ее.
Не жаждать ее так, как Сент-Мор.
«Это твой единственный шанс познать страсть, Элинор. Не упусти его».
Джеймс понимал, что все зашло гораздо дальше, чем следовало. После всего, что он обещал.
«Но она заранее простила тебя…»
Черт, перед Элинор невозможно устоять.
Даже теперь, когда она в его объятиях, когда ее рука чертит горячую линию на его груди, он едва мог дышать. Он думал только поцеловать ее… только один раз… но, как и все, связанное с ней, «только раз» означало угодить в ловушку.
Страстную западню.
Хотя в прикосновениях и вздохах Элинор, казалось, была невинность.
Словно она никогда не знала таких удовольствий.
Но как это может быть? Она должна знать. Она была замужем.
Джеймс чашей подставил руку под ее грудь, кружа большим пальцем вокруг соска, пока он не набух.
Еще чуть-чуть, требовала его страсть, немного больше…
Но он узнал, что «больше» — хитрое слово, с которым трудно справиться.
— Сент-Мор, — задохнулась Элинор, когда он ловко и проворно расстегнул лиф ее платья, выпустив грудь на свободу.
Но ее протест сменился тихими стонами наслаждения, когда он взял сосок в рот и посасывал, лаская языком.
Она задыхалась и таяла.
— Что вы делаете со мной?
«А что вы делаете со мной?» — с таким же успехом мог спросить он, поскольку она не только привела его в редкое состояние страсти. Каменно отвердевший, он готов был потворствовать герцогской прерогативе брать желаемое, его желание подпитывалось удивительным чувством собственности.
Она принадлежит только ему. И так будет всегда.
Он испытывал такое же чувство, когда нашел ее на балу, понял ее состояние, и как она до него дошла, тогда он чуть не выволок Лонгфорда наружу и не отлупил.
Как этот негодяй смеет считать…
Джеймс ничего подобного прежде не испытывал, не знал такой страсти, не мог вытряхнуть ее оттуда, где она укоренилась.
Из своего сердца.
Но еще будет время подумать об этом.
Как-то они свалились на широкий диван. Пышная грудь Элинор прижималась к его торсу. Бедра двигались, поднимаясь и опускаясь, словно по собственной воле, дразня и соблазняя его.
Ее платье задралось чуть ли не до талии, она обхватила Джеймса ногами.
Его пальцы скользнули по ее нагому бедру, наслаждаясь шелковистой кожей, Элинор дрожала от каждого его прикосновения.
Когда Элинор взлетела на вершину блаженства, ее ноги инстинктивно сжались, но Джеймс пробирался вперед, дразня завитки ее лона медленными слабыми движениями. И с каждой лаской она расслаблялась все больше и больше, пока с очередным вздохом наслаждения не открылась его исследованию.
Раскрыв нежные складки, он нашел спрятанный бутон и поглаживал его.
На миг глаза ее открылись. Элинор смотрела на него в потрясении и удивлении. Он целовал ее лоб, нос, губы, потом снова начал ее поглаживать.
Тем временем ноги ее разошлись шире, и его палец скользнул во влажное лоно. Она снова застонала, но он продолжал целовать ее, играя с ее языком, а его палец проделывал то же самое в средоточии ее женственности, скользя внутрь и отступая, сладко мучая и дразня.
Ее руки дергали пуговицы его бриджей, торопясь выпустить его на свободу. И когда она это сделала, было покончено не только с его брюками, он пропал… Обхватив его затвердевший жезл, Элинор поглаживала его.
— Сент-Мор, я не могу дышать, я погибла, — шептала она ему на ухо.
Женщина перед ним была воплощением неодолимой страсти.
Потеряв над собой контроль, он овладел ею.
Опрометчиво, опасно.
Джеймс Ламберт Сент-Мор Терстан Тремонт, девятый герцог Паркертон, впервые в жизни испытал такую страсть.
Это лучше делать полуодетыми, поддразнил он ее на балу.
И теперь угодил в собственную ловушку.
Это настоящее безумие, но Джеймс не мог остановиться и снова стал ее целовать.
Элинор уловила тот миг, когда Сент-Мор уступил желанию — необузданный опасный блеск вспыхнул в его глазах.
Она вздрогнула, потом сообразила, что его безумие — это ее наслаждение.
Элинор горела желанием, когда он ласкал ее, когда его прикосновения, его губы, давление его тела открыли шлюзы страсти.
Силы небесные! Так вот как это должно быть!
Откуда ей было знать, что это только начало?
То же сумасшествие, что, казалось, охватило Сент-Мора, передалось и ей. Она хотела этого мужчину, непонятного, опасного, который вошел в ее жизнь и перевернул ее вверх дном.
Воспламенил в ней это безумие. Мучил ее грезами, а теперь зажег ее тело.
Как она это сделала? Как нашла в себе дерзость и бесстыдство быть такой распутной?
Как она могла не быть…
Было что-то сверхъестественное в этой жажде, в этом ошеломляющем желании, что она потянулась, к нему, расстегнула его бриджи… касалась его. Ее пальцы обвились вокруг его жезла и поглаживали его.
Сент-Мор громко застонал.
Этот лев, мечущийся в клетке, поднялся, освободился от оков приличного общества и нечаянных обещаний.
«Уверен, что буду вести себя прилично, но если вы опасаетесь, что не сможете…»
Нет, она не могла… не имела желания… И к счастью, он тоже.
Она шевельнулась под ним, снова поглаживая его, ее тело молило о большем…
Вот как это должно быть… Это… Это неукротимое безумие…
Элинор знала, чего хочет, и всем сердцем желала этого.
Его пальцы продолжали дразнить ее, поднимая ее к высотам за пределами ее безумия.
И когда Сент-Мор на миг отпрянул и посмотрел на нее, она испытала лишь нетерпение.
