Джейн Эшфорд - Брак на пари
— Никого убивать я тебе не позволю, — твердо сказала Эмма.
— Но…
— Об этом и речи быть не может, Ферек. Выкинь этот вздор из головы. В твои обязанности не входит защищать честь дома. Это мое дело.
Ферек посмотрел на нее с сомнением:
— Разве в Англии честь дома защищает хозяйка?
Эмма кивнула.
— Но вы же не умеете драться. Как вы накажете бесчестного человека, который пытается совратить ваших прислужниц?
— Для этого есть законы, — заявила Эмма с большим убеждением в голосе. — Главное, Ферек, что тебя это не касается. Понятно?
— Сколько же в Англии законов! — ответил Ферек, качая головой. — Как вы ухитряетесь их все помнить?
— Мы этому обучены, — вывернулась Эмма. — Обещай мне, Ферек, что ничего не будешь делать, не посоветовавшись со мной.
Ферек горестно вздохнул:
— У меня голова идет кругом, госпожа. Разве я вас плохо охранял по дороге в Англию?
«Да, если бы не он, я бы живой сюда не добралась, — признала Эмма. — И за это я ему благодарна».
— Ты меня прекрасно охранял.
— А теперь я вам не нужен. Вас охраняют ваш муж и его слуги.
Он был прав, и Эмма почувствовала себя виноватой.
— Ты всегда будешь моим спутником и защитником, — объявила она.
Лицо Ферека расцвело в улыбке.
— Но ты должен меня слушаться, — поторопилась добавить Эмма. — И я не желаю слышать, что ты собираешься кого-то убивать.
— Конечно, госпожа. Вы приказываете — я повинуюсь.
И Ферек опять поклонился.
— И не забывай, что начальник здесь мистер Клинтон, и ты должен его слушаться.
Ферек благостно улыбнулся.
— Конечно, госпожа.
Эмма задумчиво посмотрела на него. Он говорил таким тоном, словно не придавал всему этому особого значения. Но Эмма знала, что он не хочет подчиняться Клинтону. Опять что-то задумал, догадалась она.
— Запомни: в этом доме слугами распоряжается мистер Клинтон, — еще раз повторила она.
— Да-да, понял.
— Ты с этим согласен?
— Конечно, госпожа.
Но в глазах у Ферека мелькнула какая-то хитрая искорка, и Эмма осталась в сомнении. Она не знала, что еще ему запретить, и дала себе слово не спускать с него глаз. Потом вздохнула, зная, что это невозможно. На какое-то время можно быть спокойной. Сразу после выговора он вряд ли затеет что-нибудь. Так что можно спокойно выпить чаю и лечь в постель. Больше вроде ничего случиться не может. Эмма потянулась, предвкушая мягкую подушку под звенящей головой, чистые простыни, блаженную расслабленность.
В холле ее поджидал Клинтон. Что ему надо? Уж не считает ли он, что она обязана отчитаться перед ним результатах разговора с Фереком?
— К вам пришли с визитом, миледи, — сказал он.
— Сейчас? — удивленно спросила Эмма.
— Я ему сказал, что вы только что приехали и очень устали, — ответил Клинтон. — Но молодой человек настаивает, что должен вас видеть.
— Молодой человек?
Клинтон протянул ей визитную карточку:
— По-моему, это ваш брат, миледи.
Эмма вздохнула, глядя на визитную карточку Робина.
— Он, кажется, очень взволнован, — сказал Клинтон.
Неужели Клинтон, таким образом, наказывает ее за Ферека? Но на лице дворецкого, как всегда, ничего нельзя было прочитать.
— Он в гостиной? — спросила Эмма.
— Да, миледи.
— Хорошо. Благодарю вас, Клинтон.
Эмма пошла к лестнице. Ей очень хотелось сблизиться с братом. Вот только жаль, что он выбрал для визита сегодняшний вечер. Когда Эмма вошла в гостиную, Робин стоял возле камина и пытался забросить начищенным ботфортом выпавший на пол уголек.
Да, из него явно получается денди, подумала Эмма, глядя на массивные подплечники, невероятной сложности узел на шейном платке и жилет, поражающий глаз сочетанием желтых и оранжевых полос. Зачем ему все это? Он и так весьма красивый молодой человек.
— Здравствуй, Робин, — с улыбкой сказала она, проходя в комнату.
Он живо повернулся к ней лицом, и Эмма опять поразилась тому, как он похож на их покойную мать.
— Привет, — ответил он. — Этот ваш дворецкий уверял, что ты меня не примешь. Но они все такие — воображают о себе бог знает что и вечно стараются под каким-нибудь предлогом тебя выставить.
Сквозь браваду в его голосе прорывалось беспокойство, и Эмма не стала ему говорить, как она устала.
— Садись, — предложила она, и сама с наслаждением опустилась на диван.
— Я решил повидать тебя сразу по приезде, потому что не успел этого сделать до твоего отъезда. Но я не знал твоего адреса.
— Я, наверное, забыла тебе его сказать. Прости, пожалуйста.
Какие мягкие подушки у этого дивана, — подумала Эмма. — Почти такие же мягкие, как моя постель.
— Я хотел извиниться, — покраснев, сказал Робин. — За то, как я вел себя на свадьбе. Чересчур много выпил шампанского, а я к нему не привык. Да еще эти офицеры не дали мне толком произнести тост.
— Это не важно, Робин.
— Нет, важно. Мне хотелось хорошо выглядеть. Единственный брат и все такое. Толпа Уэрхемов. Надо было кому-то поддержать честь и нашей семьи.
— Не важно, Робин, — сонно повторила Эмма.
— Они все смеялись! — воскликнул Робин таким тоном, точно в этом была виновата Эмма.
«Какой широкий диван — почти лежишь, — думала Эмма. — И знаешь, что он под тобой не подпрыгнет и не швырнет вдруг в угол. Какое блаженство!»
— Они не хотели тебя обидеть, — сонно сказала она. — Ведь и правда было смешно.
Робин покраснел еще больше.
— Не знаю, что в этом было смешного, — обиженным голосом сказал он. — Я мог сильно ушибиться.
— Зато теперь, наверное, будешь пить меньше.
Диван прямо плыл под Эммой. Закрыть, может, на минуту глаза? — подумала она. — На одну только минутку!
— Ты говоришь совсем как отец, — пожаловался Робин.
— Неужели? Это ужасно.
— Я думал, что ты совсем другая.
— Я и есть другая, — сказала Эмма, с трудом открыв глаза. Ее одолевал сон. Она не помнила, когда так уставала.
— Я надеялся, что мы подружимся, — продолжал Робин. — Во-первых, это как-то не по-людски — совсем не знать своей сестры. Все смотрят на тебя, будто ты чокнутый.
— Нам и правда надо с тобой хорошенько познакомиться, — сказала Эмма, от усталости с трудом выговаривая слова. — Давай назначим день…
С довольным видом Робин подтащил стул ближе к дивану:
— Давай я тебе расскажу, как все было. После того как ты… уехала, меня отправили в школу. Жуткое место, на севере Англии. Холод там был как в Арктике. А учителя — кошмар какой-то. Моложе шестидесяти — ни одного. Нас заставляли носить штаны до колен и… — И Робин стал в подробностях рассказывать Эмме про все невзгоды своих школьных лет. Эмма смутно понимала, что Робин жалуется, как скучно у него проходили каникулы… «Какой прелестный диван — погружаешься в него, как в огромное белое облако…»
