Айрис Джоансен - Золотой вихрь
– Извините, что обеспокоил вас, маджирон. – Калим направился к ним через покои. – Но на холмы был совершен набег. Из лагеря Эль-Сабар прибыл посланник.
– Эль-Сабар! – Гален даже сел на диване. – Кто это был?
– Они не уверены. – Калим колебался. – Возможно, Тамир.
– Так далеко на юге? – Гален покачал головой. – Он никогда прежде не нападал на наши поселения.
Калим пожал плечами.
– Предводитель походит по описанию на него. Он взял женщин и самых лучших коней вместе с золотом, при отборе лошадей он был особенно разборчив. Вы ведь знаете, какую страсть питает Тамир к ним.
– Кто принес сообщение?
– Юсуф. – Калим осторожно взглянул на Тесс. – Он не находился в лагере в момент нападения, но приехал туда почти сразу же. Именно он отметил, что описание вожака указывает на Тамира.
Гален криво усмехнулся.
– Можешь не осторожничать. Могу тебя заверить, Юсуф не был вчера с маджирой. Калим кивнул без всякого выражения.
– Полагаю, иначе он не сохранил бы свое отменное здоровье.
– Хорошо. – Гален встал и потянулся за халатом, поспешно протянутым ему Саидом. – И, как оказалось, моя жена очарована не Юсуфом, а только его домом. Ей необходима была его высокая крыша, чтобы запускать голубя.
Калим моргнул.
– Голубя?
– На самом деле это голубь Вианы. Мы учили его…– Тесс запнулась. Почему она оправдывается перед Калимом? Она повернулась к Галену. – Где этот Эль-Сабар?
– Пограничное поселение, лагерь, охраняющий золотые рудники в горах. В Эль-Сабаре живет одно из вассальных племен Эль-Залана. – Гален взял бокал с вином, который протянул ему Сайд. – Это около четырех часов пути отсюда. – Он сделал глоток и повернулся спиной к Калиму.
– Потери большие?
– Все очень плохо. Они факелами спалили весь лагерь и убили шестерых. – Калим помолчал. – Один из них – ребенок. Маленький сын Ханала.
Гален выругался.
– Когда же это кончится!
Он вернул бокал Сайду и направился к гардеробной. – Мы выезжаем через полчаса. Поднимай людей, – и скрылся в комнате. За ним по пятам следовал Сайд.
Калим пошел к двери, но на полпути остановился и медленно обернулся.
– Так я ошибался? – спросил он неуверенно. Тесс молча посмотрела на него.
– Вам следовало все объяснить, сказать мне…
– Что я не шлюха? Почему я обязана вам что-то объяснять? Почему меня должно волновать, что вы обо мне думаете? – Она вздернула подбородок. – Я знаю, вы не друг мне.
Он вспыхнул.
– Возможно, я и не друг, ноя бы никогда не стал вредить невинной женщине. – Он склонил голову в церемонном поклоне. – Я сожалею, если мои действия причинили вам вред. Простите меня. Я заглажу свою вину.
Тесс удивленно уставилась на него. Она знала, он гордый человек, и не ожидала от него извинений. Без сомнения. Калим сложнее и, возможно, менее самонадеян, чем она полагала. Тесс пытливо взглянула на него.
– Но ведь не только потому, что я западная женщина, вы меня не любите?
– У меня нет прав любить или не любить вас. Вы маджира. Я бы…
– Святая Мария, довольно. – Она хмуро посмотрела на него. – Скажите правду.
Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но молча закрыл, не произнося ни слова. И когда она уже перестала ждать от него ответа, он выпалил:
– Просто… это страх!
Прежде чем она пришла в себя от изумления, вызванного его словами, он развернулся на каблуках и быстро вышел.
Тесс уставилась на дверь невидящим взором. Ее удивили не столько сами слова, сколько то, что он вообще признался в этом. Калим олицетворял для нее все самое чуждое, угрожающее, отталкивающее, что ей встретилось в Заландане, и вот теперь под маской гордеца она обнаружила уязвимость и способность к глубоким чувствам.
Возможно, она тоже самонадеянна, ожидая, что эти люди примут ее с распростертыми объятиями, в то время как она ничего не сделала, чтобы заслужить их теплое отношение к себе. С первого же дня своего приезда в Заландан она даже не попыталась по-настоящему узнать Эль-Залан. Ей стало стыдно, что она, подобно ребенку, играла с голубями, скакала на Павде в поисках развлечений.
– Я вернусь завтра к вечеру, если все будет спокойно. Но, видит Бог, у меня нет такой уверенности. – Гален, одетый для похода, вышел из гардеробной. – Возможно, я проведу несколько часов на совете, пытаясь убедить их не развязывать межплеменную войну. Не выходи за городские ворота. Хотя я сомневаюсь, что Тамир может быть где-нибудь поблизости. Он обычно наносит удар и быстро уводит головорезов в свой лагерь, но нет смысла рисковать. – Он направился к двери.
– Подожди, – окликнула она его. – Я хочу поехать с тобой.
Гален покачал головой.
– Это нелегкое путешествие. Ни шатров, ни подушек. Мы поедем быстро и спать будем на земле.
– Я знаю, но все-таки хочу поехать. Его пронзительный взгляд не отрывался от ее лица.
– Почему?
– Я не совсем уверена, – она облизала губы, – наверное, потому, что я хочу понять… – Она покачала головой и повторила беспомощно: – Я не знаю.
– Ты увидишь вещи, которые тебе не понравятся.
Она кивнула. Ее рука стиснула покрывало. Мягкое, шелковистое – такой оказалась и вся ее жизнь со дня приезда в Седикхан. Но здесь, в этой стране, проходила и другая жизнь, чужая и опасная, и кругом ее были люди, которых она еще не успела как следует узнать.
– Мне можно поехать с тобой? Он коротко кивнул.
– Там ты поймешь, почему я привез тебя в Седикхан. Одевайся. Я жду тебя во дворе через полчаса.
* * *
Пожар в поселении Эль-Сабар загасили, но повсюду остались следы его обгоревших жилищ, выжженной земли. Подгоняемый легким ветерком кружился в воздухе пепел.
Тесс почувствовала запах дыма уже за две мили. У нее защипало глаза, когда они с Галеном проезжали по Эль-Сабару, но она так и не поняла – от дыма или от слез. Около половины шатров сгорели, у нее сжималось сердце при виде людей, потерянно бродивших среди обугленных остатков своего скарба в попытках отыскать посуду или кусок одеяла.
– Ему было необходимо поджигать шатры? – хрипло спросила Тесс.
– Нет, – мрачно ответил Гален. – Но, очевидно, ему это доставило удовольствие. – Он натянул поводья перед обожженным порванным шатром. – Здесь Дала, мать убитого ребенка. Тебе необязательно заходить со мной.
– Я войду.
Гален спешился сам и помог Тесс спуститься с Павды.
– Это тебя расстроит.
Он оказался прав. Как только они вошли в небольшой шатер, она увидела ребенка. Мальчику, что лежал на соломенном тюфяке, едва исполнилось три года, его длинные кудри струились по щекам, не потеряв еще детской шелковистости. В первый момент казалось, что он спит, но пугала его трагическая неподвижность.