Айрис Джоансен - Жажда золота
Обзор книги Айрис Джоансен - Жажда золота
Айрис Джоансен
Жажда золота
Пролог
Проментри Пойнт, штат Юта
25 ноября 1869 года
— Постой!
Боже, он не слышит. Не оборачиваясь, шагает по дощатому настилу железнодорожной платформы. Еще мгновенье, и Патрик скроется из вида.
Девочку захлестнула паника, и она, путаясь в развевающихся юбках из выцветшего набивного ситца, бросилась вслед за удаляющейся мужской фигурой. Джейн Барнаби неслась по замерзшим лужам, покрывающим грязную, изрытую колесами улицу, не чувствуя боли, когда острые льдинки впивались ей в ступни через дыры в тонких подошвах. Но до платформы еще далеко — ярдов сто.
— Подожди! Пожалуйста, не уезжай!
В серой предрассветной мгле силуэт Патрика Рейли казался расплывчатым пятном. Должно быть, он все же услышал ее крик — на мгновение приостановился, но тут же вновь решительно двинулся вперед. Его длинные ноги быстро отмеряли расстояние между зданием вокзала и стоящим на путях пассажирским поездом.
Он уезжал от нее.
Страх сдавил горло, и Джейн отчаянно рванулась вперед. Паровоз уже пыхтел, напрягая стальные мышцы и готовясь к отправке.
— Подожди же!
Патрик не оборачивался, словно не слышал.
Вспыхнувший гнев придал ей сил, и Джейн закричала:
— Слышишь, черт тебя побери? Не смей садиться!
Он замер на полушаге и обернулся, глядя, как она бежит по платформе.
Джейн подлетела к нему и выпалила, не переводя дыхания:
— Я с тобой!
— Черта с два. Я уже сказал тебе вчера вечером: ты останешься здесь.
— Ты должен взять меня.
— Ничего я не должен, — нахмурился Патрик. — Возвращайся к своей мамаше. Она будет тебя искать.
— Нет, не будет. — Джейн шагнула к нему. — Сам знаешь: матери нет дела ни до чего, кроме опиума. Ей все равно, где я.
Он покачал головой.
— Ты и без меня это знаешь. — Джейн облизнула губы. — Я поеду с тобой. Матери я не нужна. И никогда не была ей нужна.
— Ну… мне-то ты тоже не нужна… — неловко выговорил Патрик. Его и без того красные щеки покраснели еще больше, а резкий ирландский выговор стал особенно заметен. — Не в обиду тебе. Но к чему мне ребенок!
— Я не ребенок. Мне почти двенадцать. — Джейн слукавила — ей недавно исполнилось одиннадцать, но Патрик, вернее всего, не помнит, сколько ей. Она решилась сделать еще один шаг: — Возьми меня с собой. Ведь я твоя дочь.
— Сколько раз повторять! Я не отец тебе.
— Мать говорит, что вернее всего — ты. — Девочка притронулась к пряди рыжих вьющихся волос, обрамляющих ее тонкое личико. — У нас одинаковые волосы, и ты часто приходил к ней до того, как она пристрастилась к трубке.
— Кроме меня, к ней приходила добрая половина мужиков, работающих на Тихоокеанской дороге. — Лицо Патрика неожиданно смягчилось, и он присел на корточки рядом с Джейн. — Видишь ли, у многих ирландцев рыжие волосы. И я, черт возьми, могу назвать четырех человек из нашей бригады, которые бывали у Перл постоянно. Почему бы тебе не выбрать одного из них?
Потому что ей отчаянно хотелось, чтобы отцом был Патрик. Он добрее всех тех, кто навещал ее мать у Француженки, заведение которой располагалось в палатке. Патрик чаще бывал пьян, чем трезв, но никогда не обижал женщин, как делали это другие, а завидев Джейн, даже выражал ей всякий раз грубоватую симпатию.
— Нет, ты! — Джейн упрямо вздернула подбородок. — Ты не можешь доказать наверняка, что это не ты.
Патрик так же упрямо вздернул подбородок, невольно в точности повторив ее жест.
— А ты не можешь доказать наверняка, что это я. Так что возвращайся назад к Француженке и оставь меня в покое. Господи, я понятия не имею, как обращаться с детишками.
Она изумленно посмотрела на Патрика:
— А почему ты должен со мной возиться? Я сама о себе позабочусь.
По его грубому лицу, словно высеченному из камня, пробежала тень сочувствия.
— Да, конечно, ты все это время сама билась как рыба о лед. Каково это, расти в лачуге среди шлюх да еще при мамаше, которая не выпускает изо рта чертову трубку с опиумом…
Джейн тут же воспользовалась его слабостью:
— Со мной не будет хлопот. Ем я мало и буду держаться подальше от тебя. — Он вновь начал хмуриться, и Джейн поспешила добавить: — Конечно, кроме тех случаев, когда тебе что-нибудь понадобится. Ты знаешь, я ведь привыкла много работать. Спроси любого у Француженки. Я выношу помои и помогаю на кухне. Подметаю, мою полы и бегаю с поручениями. Я умею считать и хорошо обращаться с деньгами. Француженка даже поручает мне в субботние вечера следить за тем, сколько времени провели посетители у женщин, и говорить им, когда истек срок, за который они заплатили. — Она стиснула руку Патрика. — Обещаю, я буду делать все, что тебе нужно. Только возьми меня с собой.
— А-а, дьявол, ты не понима… — Он на мгновение замолчал, глядя в ее широко раскрытые умоляющие глаза, а затем пробормотал: — Послушай, я работаю на железной дороге. Это все, что я умею. Сейчас работа здесь окончена, рельсы проложены. Мне предложили руководить бригадой в Солсбери, а для безграмотного ирландца вроде меня — это большая удача. Солсбери находится в Англии, по ту сторону океана. Ты не захочешь уезжать так далеко.
— Хочу! Мне все равно, куда мы поедем. — Маленькая ручка вцепилась в его мощное запястье. — Ты только попробуй… Обещаю, не пожалеешь.
— Как же! Черта с два, не пожалею! — проговорил Патрик с внезапной досадой, стряхнул ее руку со своей и встал. — Я не собираюсь до конца своих дней нянчить ребенка шлюхи.
И вновь двинулся к поезду.
Эта вспышка испугала, но не удивила девочку. Она привыкла, что все вокруг, кроме обитательниц заведения Француженки, не ставят ее ни в грош, относятся к ней с брезгливостью. Джейн давным-давно поняла, что она не такая, как другие дети, матери которых — законные жены, переезжающие из города в город вслед за своими мужьями, железнодорожными строителями. Те дети живут в совсем другом мире — там чистая одежда, вечернее купание по субботам и посещение церкви по воскресеньям. А в ее мире…
Джейн внезапно стало дурно, когда она вспомнила свой мир Душная, освещенная тусклым фонарем палатка Француженки, где кровати разделены лишь грязными одеялами, наброшенными на провисшие веревки… Сладковатый запах опиума, который мать курит из стеклянного сосуда странной формы, стоящего возле ее раскладной койки… Тяжелая ладонь Француженки, бьющая Джейн по щеке, когда девочка не слишком проворно исполняет приказ…
Сейчас, когда избавление было столь близко, она тем более уже не сможет вернуться туда.
Ее кулачки сжались так сильно, что ногти впились в ладони.
