Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..
И кроме этого, она несколько сомневалась, что он ответит ей честно, если она все же спросит. Он не солжет, конечно, это было бы на него совсем непохоже. Но он отметет ее вопрос каким–нибудь расплывчатым снисходительным замечанием, и это разрушит чудесные чувства, которые возникли у нее сегодня утром.
— Можно мне взять с собой географический атлас? – спросила она. Поездка домой займет меньше часа, но ей так нравится разглядывать карты! Они когда–то делали это вместе, их головы склонялись над книгой, и они почти касались лбами…
Линия суши, бледно–голубые тона океана на странице – все это вечно будет напоминать ей о нем.
По дороге домой, пока карета тихо подскакивала на ухабах, она листала страницы, пока не дошла до Ирландии. Ей нравилась ее форма, плоская на востоке и будто тянущая руки к Атлантике на западе.
Она спросит Томаса о путешествии в следующий же раз, как увидит. Конечно же, он не уедет из страны, не предупредив ее.
Она закрыла глаза, представляя себе его лицо, скромно подретушировав синяк под глазом. В их отношениях началась новая глава. Она была в этом абсолютно уверена.
Она все еще не понимала, почему Томас напился прошлой ночью, но убеждала себя, что ей все равно. Единственным, что имело значение, было то, что это приблизило его к ней, и возможно, приблизило ее к самой себе.
Она проснулась. После стольких лет сна наяву, она, наконец, проснулась.
Глава тринадцатая
Четыре дня спустя
Когда прошел первоначальный шок, Томас понял, что в одном его бабушка права. Поездка в Ирландию была единственным решением их дилеммы. Они должны знать правду, независимо от того, насколько неприятной она была. Мистер Одли при должном ободрении мог добровольно отказаться от притязаний на титул (хотя Томас сомневался, что вдова позволит этому произойти). Но Томас понимал, что никогда не сможет обрести покой, если не будет знать, кем он был на самом деле. И он не думал, что сможет по–прежнему занимать это место, зная, что оно по праву принадлежит другому.
Была ли вся его жизнь ложью? А он сам никогда не был герцогом Уиндхемом, даже никогда не был наследником всего этого? Единственный забавный момент во всей этой истории — его отец тоже никогда не был герцогом. Этого было почти достаточно, чтобы заставить его желать своему отцу воскрешения из мертвых, только чтобы увидеть его реакцию. Томас спрашивал себя, должны ли они будут изменить надпись на его могильном камне. Вероятно.
Он побрел в маленький салон в передней части дома и налил себе выпить. Томас думал, с каким наслаждением стер бы титул с мемориальной доски своего отца. Хорошо было знать, что во всем этом могло быть хоть что–то смешное.
Томас подошел к окну и пристально посмотрел наружу. Он весьма часто приезжал сюда, когда желал одиночества. Он, конечно, мог бы уединиться и в своем кабинете, но там он был окружен бухгалтерскими книгами и корреспонденцией – напоминанием о все еще незаконченных делах. Здесь он мог просто думать.
Он предположил, что его нелюбовь к кузену стала меньше, чем прежде — за эти четыре дня, с тех пор как он застал его в гостиной с Амелией. Их разговор был весьма светским, но он все еще считал его безнадежно несерьезным. Он знал, что Одли был когда–то военным офицером, что должно было говорить о его осторожности и рассудительности, но у Томаса все еще были серьезные сомнения относительно его способности быть сильным и твердым, чтобы управлять герцогством.
Понял бы он, что средства к существованию и жизни сотен людей зависели от него?
Смог бы он почувствовать историю в своем положении? Свое наследие? Негласный договор с почвой, камнями, кровью, которые кормили эту землю в течение нескольких поколений? Уиндхем – больше, чем просто титул, приложенный к имени, это …
Это …
Томас сел в свое любимое кожаное кресло, в мучении закрыв глаза.
Это был он. Он был Уиндхемом, и он понятия не имел, кем он будет, когда у него все это заберут. А так и будет. С каждым днем он все больше уверялся в этом. Одли не дурак. Ради всего святого, он не прошел бы с ним весь путь до Ирландии, если бы доказательство его законности не ждало их в конце этого пути.
Одли должен был знать, что его забросают привилегиями и деньгами, даже если бы он объявил свою мать портовой шлюхой, с которой его отец провел каких–нибудь три минуты. Их бабушка была так отчаянно увлечена идеей о том, что любимый сын произвел на свет собственного сына, что несмотря ни на что она предоставит ему пожизненный доход.
Жизнь Одли была бы безопасной и намного менее сложной, если бы он был незаконным.
А это значило, что и сам он им не был. Где–то в Ирландии существовала церковь, хранящая доказательство бракосочетания лорда Джона Кавендиша и мисс Луизы Гелбрейт. И Томас знал, что когда они его найдут, он все так же останется мистером Томасом Кавендишем, линкольнширским джентльменом, внуком герцога – ближе его родственные связи не пойдут.
Что он сделал бы с собой? Как он заполнил бы свои дни?
Кем он был бы?
Он посмотрел на свою выпивку. Он недавно допил ее, и подумал, что это был его третий бокал. Что сказала бы Амелия? Он сказал ей, что он не злоупотреблял алкоголем, а сейчас для него это нормальная, очевидная вещь. Но жизнь была совсем не нормальна в последнее время.
Возможно, это стало бы его новой привычкой. Возможно, это было то, чем он заполнит свои дни — в позорной погоне за забвением. Залить в себя достаточное количество бренди – и он забудет, кем он был, что имел и для чего был предназначен.
Или — он мрачно усмехнулся — как отнесутся к этому другие. Было бы забавно наблюдать агонию общества, заикающегося, без подсказки, что же сказать. Какой жуткой забавой это должно было бы выглядеть в Линкольнширском бальном зале. В Лондоне было бы еще хуже.
И еще была Амелия. Он подумал, что он должен будет уйти прочь, или, по крайней мере, настоять, чтобы она сделала это, потому что как джентльмен он не мог разорвать помолвку. Но, конечно, она не хотела бы его. И ее семья, разумеется, тоже.
Амелия была воспитана, чтобы стать герцогиней Уиндхем, так же как и он должен был быть герцогом. Это было больше невозможно, потому что он сомневался, что Одли собирался жениться на ней. Но на земле было много других титулов и больше чем горстка не состоящих в браке пэров. Амелия должна выйти за человека намного лучше, чем бедный простолюдин, который ничего полезного не умел.
Никаких навыков, полезных для чего–то кроме обладания огромными землями и наследным замком.
Амелия.
Он закрыл глаза. Он мог видеть ее лицо, острое любопытство в ее ореховых глазах, легкую россыпь веснушек на переносице. На днях он хотел поцеловать ее, больше, чем он осознавал в тот миг. Он лежал с открытыми глазами в кровати, думая о ней, задаваясь вопросом, хотел ли он ее теперь только потому, что она никогда больше не будет принадлежать ему.
