Барбара Картленд - Наказание любовью
— Позор — совершеннейший позор! Если бы молодой человек оказался под моим командованием в девяносто девятом, он запел бы совершенно другую песню!
Леди Ада Грантли прервала свое вязание:
— Накрашенные красным губы и крашеные волосы, я никогда не ошибаюсь, Люси, уверяю тебя…
Люси, леди Морган из семьи Даугер, кивнула.
— Точно так же, как и жена бедного Генри, — женись он на ней, и, конечно, результат будет таким, как мы и ожидали…
— Двести пятьдесят пар — неплохо, мой мальчик?
— Да, сэр. На Ронсе мы считаем большой удачей, если возьмем пятьдесят.
Ох, Ян-Ян! Она не могла вынести этого, и как только чаепитие было закончено, Диана убежала в свою спальню. Здесь она присела у огня, который горел не очень ярко, как обычно бывает в больших охотничьих домах. И комната без удобного центрального отопления, к которому она привыкла, была холодной.
Как же такое могло случиться, подумала она, и как же она могла не предположить, что именно здесь она встретит человека, которого она хотела увидеть? Судьба не могла выбрать более неподходящего места, подумала она, чтобы свести Яна и ее вновь.
В Тауэрли они оба чувствовали себя неуютно, несмотря на их противоречия, оба схожи в том, что были полны жизни среди этих людей, которые жили совсем по-другому, как в тихой заводи.
И тем не менее она осознала, что Ян гораздо ближе им, чем она, даже потому, что был спортсменом и принадлежал к всеобщему братству, которое объединяет и стирает всякие классовые различия.
Теперь, когда она думала об этом, она вспомнила, как ее отец когда-то говорил о том, что полковник Кастэрс участвовал в охоте у герцога, и поэтому она предположила, что теперь, когда его отец умер, герцог послал приглашение на первую охоту на фазанов его сыну.
Что же ей делать? Избегать Яна, пока они здесь, или искать встречи с ним наедине и постараться поговорить с ним, объясниться, то есть сделать то, что она пыталась сделать на Ронсе?
Она еще никак не могла решить эту проблему, не знала, как ей вести себя, когда прозвенел звонок к обеду. Пока она переодевалась, вопрос по-прежнему крутился у нее в голове до тех пор, пока не стал еще более неясным, чем прежде.
Единственное, в чем она была абсолютно уверена, это то, что любила Яна еще сильнее, чем когда-либо, и что готова сделать все, даже, сказала она себе с улыбкой, обойти босой вокруг земли, лишь бы он опять полюбил ее.
Во время обеда она наблюдала за ним, не чувствуя, что ела или пила. Известный генерал, сидевший по правую руку, и бывший министр — по левую, к счастью, были заняты разговором, не интересным для нее.
Она слышала только голос Яна, видела внимание, которое он оказывал Бриджит Виман, глупо хихикающей, был очень любезен с дамой, сидевшей по другую сторону от него и слегка глуховатой.
За исключением Ги Вимана, он был самым молодым из присутствующих мужчин, все остальные были достаточно пожилыми и годились Яну в отцы. Диана не могла не заметить, что он нравился им, некоторые даже интересовались его именем и внимательно выслушивали его, называли его «мой мальчик» с благосклонным покровительством, являющимся привилегией старшего поколения.
Какую бы гордость она испытывала, подумала Диана, случись все иначе, они могли бы оказаться здесь как муж и жена!
Она молча закончила обед и просидела утомительных полчаса с женщинами в гостиной до того, как к ним присоединились мужчины.
Затем Бриджит собрала желающих для бриджа, и только после продолжительного спора Диане удалось ее убедить, что, если бы даже и умела, она не желает принимать участие в игре. Ее наконец оставили в покое, хотя и не без саркастических намеков со стороны Бриджит о том, что они не могут обеспечить ни джаз-оркестр, ни какие-либо другие развлечения ночных клубов в Тауэрли.
Шесть месяцев тому назад Диана легко нашлась бы и ответила соответствующим образом своей кузине, но сегодня она устало улыбнулась и быстро ушла в свою комнату.
Она не легла спать, а сидела, глядя в огонь, обняв руками колени. Должно быть, прошло более двух часов, когда она поднялась, чтобы подложить побольше угля в огонь, и испугалась, услышав внезапный стук в дверь.
— Войдите, — произнесла она, удивляясь, кто бы это мог быть.
Дверь открылась, и вошел Ян.
Она уронила со стуком медные каминные щипцы и повернулась к нему лицом. Сердце затрепетало, она прижала руки к груди, стараясь приостановить его бешеное биение.
— Прошу извинить, если напугал вас, — произнес Ян. — Мне необходимо кое-что сказать вам, я чувствую, в этом доме трудно найти минуту, чтобы остаться вдвоем.
Диана снова опустилась в кресло. Лицо побледнело, и это особенно было заметно на фоне красного бархатного платья. Она продолжала нервно сжимать холодные белые пальцы. Ян у нее в спальне, думала она исступленно…
Как часто она мечтала, что он войдет в эту дверь, удивляясь себе, что питала ненависть, содрогалась от страха в ожидании того момента, когда он прикоснется к ней! Хотел ли все еще он ее?.. Пришел ли он сюда ради нее?.. Если да!.. Если бы только она была ему нужна…
Она затаила дыхание, кровь бросилась ей в голову. Но посмотрев на его суровое, почти угрюмое лицо, поняла, прежде чем он заговорил, что это не пылкий любовник, стремящийся к ней.
Он подошел к камину и остановился, посмотрел куда-то поверх ее головы, голос был тихим, слова тщательно подобранные.
— После того, как вы уехали с Ронсы, — проговорил он, — я понял, как дурно поступил, изгнав вас таким образом, когда вы по доброте своего сердца возвратились, чтобы увидеть меня. Нет, одну минуту, — возразил он, увидев движение Дианы, — разрешите мне закончить. Я должен сказать вам, что чувствую необходимость оправдаться в том, что произошло. Ни один мужчина, и я не исключение, который вел бы себя с вами подобным образом, не смог бы выразить словами своего сожаления, даже если бы понял и осознал чудовищность своей вины.
Теперь я думаю, что просто сошел с ума от ярости, вы так жестоко обошлись со мной. Но это никак меня не оправдывает. Возможно, в качестве оправдания могу сказать, что жизнь в диких местах сделала меня непригодным для жизни в цивилизованном мире, она определенно не подходит для меня, мне сложно с людьми, подобным вам.
Вы знаете о моей дружбе с Джеком и той любви, которую я испытывал к вам, это казалось мне самым замечательным, что когда-либо происходило в моей жизни. Но это тоже не оправдание. Пока я выздоравливал на Ронсе, я вдруг понял, что совершил, все предстало передо мной, весь прошлый месяц я каждый день пытался собраться с храбростью и написать вам, попросить встретиться со мной только один раз, хотел оправдаться, объяснить презрение, которое к себе испытываю. Больше ничего я сказать не могу, только еще одно — я обещаю вам, что буду избегать любую возможность встретиться с вами. Все, о чем я молю, это чтобы вы забыли меня и то место, которое называется Ронсой. А сам я никогда ничего не забуду и не прощу себя.
