Кэрол Мортимер - Жестокость любви
— Уже пора одеваться к ужину.
Насколько он знал, сегодня у нее не было времени ни позавтракать, ни пообедать, и она, наверное, уже умирает от голода, учитывая события нынешнего дня.
Он проглотил свое раздражение. Как жаль, что возникшая между ними тонкая связь небрежно оборвана!
— Тогда одевайся, а я пройду через гардеробную и тоже оденусь, прежде чем встречаться с нашей незваной гостьей. — В его голосе послышались тяжелые нотки. Кто это гостья? Определенно, не Патрисия, она уехала всего час назад или около того и никогда больше сюда не вернется.
— Насколько я помню, Пендлтон сказал, что гостья твоя, а не моя, — холодно напомнила ему Пандора, вновь уворачиваясь от его объятий.
Руперт прищурился, руки безвольно упали.
— Пандора…
— Прошу тебя, Руперт, тебе действительно пора идти, — решительно проговорила она.
Он еще раз стрельнул в нее глазами.
— Будь моя воля, я бы за все сокровища мира не позволил этому случиться, Пандора.
— На твоем месте я бы не стала бросаться словами, ведь ты еще не знаешь, что за дело привело сюда эту леди, — осадила она его.
Что бы ни привело к нему в дом эту даму в их первую брачную ночь, ей явно не избежать острого языка Руперта.
— Я вернусь через несколько минут, — пообещал он, исчезая в гардеробной.
Но Руперту хватило одного взгляда на «настырную леди», чтобы понять: ему не сдержать своего обещания…
Глава 16
— Его светлость просят меня передать вам свои извинения, ваша милость, и советуют начать ужин без него. — Пендлтон неловко мялся на пороге, когда полчаса спустя Пандора ответила на стук в дверь спальни, которую она уже минут десять нервно мерила шагами, одевшись и с нетерпением поджидая Руперта.
Пандора застыла на месте.
— А где сам его светлость?
Дворецкий упорно старался не встречаться с ней взглядом, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Полагаю, у него возникли причины выйти ненадолго, ваша милость.
Глаза Пандоры распахнулись от удивления.
— Его нет дома?
— Нет, ваша милость.
Пандору неприятно поразил тот факт, что Руперт ушел из дому в их первую брачную ночь. С той самой «настырной леди», которая дожидалась внизу? Возможно, из его прошлого?
Не придумывает ли она себе несуществующих монстров? В конце концов, Руперта не меньше ее удивил приход незнакомки. Хотя… теперь он покинул Страттон-Хаус, даже не удосужившись подняться наверх и сообщить ей о своем отъезде.
— Что-то неладно, Пендлтон? — спросила она престарелого мужчину.
— Ничего, насколько мне известно, ваша милость.
Она раздраженно вздохнула.
— Герцог не сообщил причину внезапного ухода?
— Нет, миледи. — И снова Пендлтон не выдал ни словом, ни взглядом своих мыслей на сей счет. — Он просто велел мне передать вам, чтобы вы начинали ужинать без него.
Сама мысль сидеть за столом в одиночестве, не зная, куда он отправился со своей гостьей, абсолютно не привлекала Пандору. Ее даже замутило от мысли о внезапном дезертирстве новоиспеченного супруга.
Она провела кончиком языка по губам.
— И… мой муж удалился одновременно с посетительницей?
— Полагаю, да, ваша милость.
Пандору будто ударили в грудь кулаком, дыхание перехватило. Все мысли вылетели из головы. Все, кроме одной: Руперт ушел от нее в первую брачную ночь с другой женщиной! Что-то внутри ее умерло.
Какое унижение, какая ирония! Вот уже второй муж бросил ее в день свадьбы! Если бы не невыносимая боль, она даже могла бы посмеяться над нелепостью ситуации и своими глупыми ожиданиями по поводу брака с Рупертом, который вдруг окажется более удачным.
Она гордо расправила плечи.
— Я тоже не буду ужинать, спасибо, Пендлтон. Передайте кухарке мои извинения.
Несомненно, бедная женщина старалась изо всех сил, желая подать им сегодня особое угощение, ведь герцог праздновал свое бракосочетание. Но она даже не притронется к этому особому угощению.
— Конечно, ваша милость. — Дворецкий поклонился ей. — Может, принести вам закуски в комнату?
— Нет. Благодарю. — Она отпустила его, стараясь сохранить лицо хотя бы перед прислугой.
К настоящему моменту уже вся челядь наверняка в курсе того, что муж оставил ее в первую брачную ночь, и теперь жалеют бедняжку. Жгучие слезы жалости рекой полились по холодным щекам Пандоры.
Она полагала, что невозможно испытать большего унижения, чем то, которое ей довелось пережить четыре года назад, но, оказалось, она ошиблась. Руперт оставил ее, не сказав ни слова, ушел из дома в компании другой женщины, сперва со страстью позанимавшись с ней Любовью, — это ли не худшее оскорбление?
Как же она была наивна и доверчива, выходя за Барнаби, влюбленная скорее в саму любовь, чем в мужчину, которого прочили ей в мужья, да и как она могла влюбиться в Барнаби, совершенно не зная его. Собственно, после свадьбы он не сделал ничего, чтобы пробудить в ней чувства.
За прошедшие четыре года — три из них в качестве нелюбимой и нежеланной супруги — Пандора повзрослела физически и духовно.
Теперь она точно знала, что такое любовь. Она пришла в образе мужчины с золотыми кудрями и лицом падшего ангела. По имени Дьявол…
Было два часа ночи, и в доме стояла зловещая тишина, когда Руперт, перескакивая через две ступеньки, поднялся по широкой лестнице, свернул направо и прошел на цыпочках по длинному коридору. Он осторожно открыл дверь спальни, проскользнул внутрь, тихонько закрыл ее за собой и посмотрел на женщину, которая спала поверх покрывала, залитая лунным светом.
Он, едва дыша, подошел поближе.
Она была все в том же кремовом платье, в котором стояла с ним перед алтарем, с единственной ниточкой жемчуга на шее, светлые локоны разметались по плечам и отливали под луной серебром, пушистые ресницы спокойно лежали на щеках цвета слоновой кости. Она тяжело вздохнула во сне, чело омрачила печаль.
В этом вздохе слышалось столько горя, что у Руперта сжалось сердце. Он склонился, чтобы разгладить ее лоб поцелуем, губами пройтись от виска к щекам, но ощутил во рту соленый привкус слез.
Это он довел ее, покинув в первую брачную ночь.
Сердце сжалось еще сильнее. Он, осторожно снял с себя сюртук и растянулся рядом с Пандорой на кровати, не желая будить, нежно убрал с ее виска растрепавшиеся волосы и жадно заключил ее в свои объятия, когда она инстинктивно повернулась к нему, ища утешения на его плече и положив руку ему на грудь.
Наконец-то обретя долгожданный покой, Руперт отбыл в царство Морфея.
