Сьюзен Виггз - Волшебный туман
Удача покинула ее в ту ночь, и, похоже, с тех пор ничего не изменилось к лучшему. Она подумала, не обратиться ли к Рори. Но его тяжелая рука может повредить копыто. Наклонившись, она подняла подкову.
— Ничего, моя радость, — сказала она коню. — Я сделаю это сама.
— С моей помощью, — раздался звучный английский голос, постоянно звучащий в ее мечтах и не перестававший удивлять.
Кэтлин посмотрела на Хокинса. В ирландском одеянии и с улыбкой пирата на лице, он выглядел неприлично красивым.
— А что вы знаете о тонком искусстве ковки лошадей?
— Я в достаточной степени владею ремеслом кузнеца.
— Кузнечное дело — серьезная работа, мистер Хокинс. Помните, кузнец отказался сделать гвозди для распятия Христа?
— Кто же тогда сделал их?
— Бедный лудильщик. И разве не свалились на него все беды, в то время как кузнец остался уважаемым мастеровым?
— Тогда я — в хорошей компании, — заявил он.
— Я не стану рисковать, позволив вероломному англичанину прикоснуться к моему коню. Один неверный удар молотка, и вы изуродуете его.
— Кэтлин, — его большая рука опустилась на морду жеребца. — Разве он вздрагивает от моего прикосновения? — Животное стояло смирно. С той самой гонки, к большому неудовольствию Кэтлин, жеребец признал Хокинса. — Я не знаю, откуда он взялся или почему он здесь, но подозреваю, что на свете нет ему подобных. Клянусь, если бы я хоть на минуту допустил, что могу причинить ему вред, то отрубил бы себе руку.
Ей хотелось поверить ему, но она сказала: — Ни ваша рука, ни ваша голова, ни любая часть тела не стоит этого коня.
— Я ценю хорошую лошадь так же, как и ты.
— Тогда пойдемте. Кроме того, вы сможете хоть как-то отработать ваш хлеб, — она подвела жеребца к кузнице и привязала его поводья к большому камню.
Хокинс вошел внутрь. Цепи и косы висели на стене вместе со множеством подков. Кэтлин выбрала одну и положила на скамью.
— Она выкована специально для жеребца. Лайам постоянно держит несколько штук про запас.
Хокинс положил подкову на наковальню.
— Чтобы она лучше подошла, я разогрею ее, — заметил он.
— Где вы научились этому? Кузнечными мехами он раздул угли.
— На востоке Англии, когда служил в кавалерии.
Кэтлин прижалась спиной к каменной стене здания. — Разве вы служили в кавалерии?
—Да.
— Но сейчас же вы с круглоголовыми.
— Да.
— Но почему? Я хочу знать, мистер Хокинс.
Он медленно и лениво улыбнулся ей, стараясь спрятать озабоченный взгляд.
— Потому что Кромвель является сейчас протектором Англии, и он приказал мне выступать за Английскую республику.
Она оттолкнулась от стены и подошла к нему.
— Подобным образом вы расстались со своей преданностью принцу Стюарту?
— Это случилось не «подобным образом», Кэтлин, — огонь бушевал в горне, искры вылетали наружу через отверстие в крыше. Хокинс отложил в сторону меха и, взявшись за край туники, стянул одежду через голову. — Поверь мне, моя принцесса, моя преданность Кромвелю не глубже, чем шрамы на моей спине.
Раздетый до пояса, освещенный золотистыми отблесками огня, он представлял собой картину, явившуюся ей, когда она с закрытыми глазами слушала рассказы Генди о сказочных героях. Мускулы играли под гладкой кожей. Могучую грудь покрывали красно-золотистые волосы.
Весли улыбнулся, удовлетворенный ее вниманием.
— Ты превращаешь трудную работу в легкую, Кэт. Неудивительно, что мужчины охотно идут за тобой в бой, — он повернулся и поискал что-то в ящике с инструментами. — Нужно выковать новые гвозди.
— Сделайте их потоньше, — попросила она, — чтобы не расщепить копыто.
Хокинс бросил в горн заготовку. Пока она нагревалась, он повернулся к Кэтлин.
— Боже, Кэт, ты прекрасна, как заход солнца.
Она недоверчиво хмыкнула. Ногти на ее руках обломались, когда она помогала рыбакам заделывать лодку. Волосы, причесанные несколько часов назад, растрепались и рыжевато-каштановой копной небрежно обрамляли ее лицо. Куски дегтя оставили пятна на фартуке, края ее юбки были смяты.
— Обыкновенная лесть, — сказала она. — Неужели ваши английские леди клюют на такую приманку?
Он придвинулся ближе. Кэтлин отступила, но остановила себя. Нет. Она не доставит ему удовольствия видеть, что она боится его.
— Вы хотели унизить меня перед моими людьми.
— А, может быть, это был способ дать им возможность увидеть тебя не только как главу клана: человека, который улаживает их споры и кормит их; а осознать тебя как женщину, со всеми женскими потребностями.
— Мне известно, что видите вы, — возразила она. — Вы видите ирландскую женщину, чьи земли и дом намереваетесь завоевать для Кромвеля.
Он поморщился. — Я вижу женщину. Страстную, желанную женщину. Я не могу назвать ее ни красивой, ни миловидной, ни хорошенькой.
Кэтлин ненавидела себя за то разочарование, которое охватило ее при этих словах.
— А я и не прошу вас делать это.
— Ты не поддаешься описанию словами, — он притянул ее к себе. Кэтлин почувствовала его гладкую кожу, нагретую огнем, выпуклости мышц, окружающих и защищающих ее. Она испытала странное ощущение, похожее на дуновение теплого ветерка. Никто и никогда еще не защищал Кэтлин Макбрайд.
Пораженная до глубины души его прикосновениями, его близостью, она стояла, не двигаясь, до тех пор, пока его рот не коснулся ее губ. Она ощутила жгучую поверхность его губ, изгиб шеи и шелк его волос, струящихся сквозь ее пальцы.
Только тогда Кэтлин осознала, что прильнула к нему, предлагая себя с желанием, которое и смущало, и захватывало ее. Собравшись с силами, она уперлась в его плечи и оттолкнула.
— Вы зря тратите свое красноречие, — солгала она. Ее губы все еще были влажными и ощущали поцелуй, тело трепетало от чувственного желания и готово было сдаться. — Это дурно и позорно.
— Кэтлин, нет! — он снова взял ее за плечи. И снова от этого прикосновения огонь пробежал по ее телу. — Мужчины и женщины проводят всю жизнь в поисках того, что мы с тобой уже нашли, они мечтают почувствовать то, что мы испытываем друг к другу. Это счастье свалилось на нас как подарок судьбы, а ты говоришь, что это позорно. Нет, моя любовь, поблагодари всех ирландских святых, ибо это чудо.
Кэтлин отвернулась, обхватив себя руками. Он ошибается. Она хотела не его, а Алонсо. Алонсо был повелителем ее сердца. Она не уступит сладким объятиям врага и его лживым словам о судьбе и счастье.
— Будет большим чудом, если вы все-таки подкуете лошадь, — сказала она, снова поворачиваясь к нему лицом.
С вызовом приподняв брови, Хокинс натянул пару толстых кожаных перчаток и принялся за изготовление гвоздей. Он вытащил железную заготовку из огня и ударами молотка превратил в тонкий стержень. Отковав несколько гвоздей, бросил их в корыто с водой.
