Роберта Джеллис - Пламя зимы
Говоря это, я посмотрела на ее руки. Я ожидала, что мне придется не только велеть ей вымыть их, но и объяснить, как это делается. Однако они были чистыми, а ногти аккуратно подстрижены. Ее лохмотья, хоть и покрытые несмываемыми пятнами, не издавали запаха. Я подумала о том, что показалось мне вначале неслыханным оскорблением – или невероятной глупостью, – и рассмеялась.
Эдна набралась смелости. – Мне помочь вам встать, сударыня? Вода для умывания готова. Вам принести кувшин?
– Да, кувшин. Встану я как-нибудь сама. Говорили мы немного. На мои вопросы я могла получить ответы только от самого Бруно. А может быть, подумала я, он не ожидал, что я начну задавать вопросы девушке. Возможно, супруге знатного дворянина не к лицу так поступать, а следует принимать как должное оказываемые услуги? Если бы я не задавала вопросов, то и не оскорбилась бы, ибо Эдна была хорошей горничной. И все же, раз Бруно велел ей говорить правду, значит, видимо, он хотел, чтобы я узнала, что она путана, притом используемая им в свое время.
Когда я вышла к завтраку в зал королевы, то все еще ломала голову по поводу Бруно и Эдны, как будто мне не хватало собственных проблем. Взволнованные голоса и радостное настроение женщин лишь стороной коснулись моего сознания. Затем я вдруг почувствовала на себе взгляд королевы и быстро подняла глаза. Наши взгляды встретились. Она улыбнулась мне и отвела свои глаза в сторону, но этого было достаточно, чтобы понять: оживленная беседа имеет какое-то касательство ко мне. Собирая на стол хлеб, сыр и вино, в течение нескольких минут я сложила из обрывков доносившихся разговоров, высказываний и восклицаний свое представление о главной новости: король Дэвид потерпел грандиозно-кровавое поражение в битве под местечком, которое называют Норталлертон.
Не знаю, что хотела увидеть королева на моем лице. Вряд ли там можно было найти что-нибудь, кроме пустого безразличия. Когда-то я отчетливо ощущала, что король Стефан – мой злейший враг, поскольку его посланник разозлил моего отца и вынудил его встать на тропу войны, приведшую к гибели и отца, и брата. Но свирепый гнев и полынная горечь моей печали, казалось, растаяли в бездне этих потерянных месяцев. Теперь передо мной не было объекта, заслуживающего ярой ненависти или вызывающего отчаянный страх. Не осталось в живых никого из тех, которых я любила, – и не было мне дела ни до какой битвы, чем бы она ни закончилась: победой или разгромом.
Вероятно, более достойную дочь, чем я, огорчали бы потери, что нес король, которого поддерживал когда-то мой отец, но я никогда не разделяла политических привязанностей и убеждений отца, а теперь вообще не любила всех королей и все их дела. Почему я должна любить короля Дэвида? О, если бы он не начинал эту войну, которая стала причиной смерти отца, да и Магнуса тоже! Да еще и по какому поводу война! За право Матильды править страной, будь проклята ее гордыня и жадность! А король Стефан отобрал у меня Улль, хотя я была ни в чем не виновата.
Я нашла местечко присесть, со злостью откусила кусок бутерброда, чуть помедлила и стала старательно его жевать. Разве я должна быть голодна, удивилась я, если сделала уже глоток вина? Хотя мой отец и братья умерли сравнительно недавно, но горе мое было уже приглушенным, сдержанным. Сейчас я чувствовала больше злости на этих тупиц королей и их раздоры, чем скорбь. Наверное в эти месяцы, которые не сохранились в моей памяти, я, отгоревала, и печаль моя затихла, как это бывает со всеми бедами. Вспоминая моих родных, я уже не испытывала этих выматывающих, опустошающих приступов боли и отчаяния. Была только боль одиночества. А от сознания, что в мире не осталось никого, кто бы любил меня или кого я могла бы любить, мгновенно тускнели все краски жизни.
И все же тупая опустошенность не могла больше душить меня. Для меня забрезжил луч надежды. Я могла вернуть Улль… с помощью Бруно… И может быть, после того, как я вернула бы наши земли, мне не нужно было больше терпеть его.
Вдруг у меня пробежал мороз по коже: я снова почувствовала, что за мной наблюдают. Но на этот раз я не поймала на себе взгляда королевы. Я понимала, что, хотя Бруно и любимчик короля, вернуть ему Улль будет нелегко. А может, вообще это делалось только для того, чтобы успокоить меня?
Я не знала, каким влиянием обладает королева, – некоторых женщин понять очень сложно. У Мод не было претензий на власть. Она не была ни кроткой, ни деспотичной, держала себя легко и уверенно и с женщинами, и с мужчинами, которые служили ей. Но каким бы ни было ее влияние на мужа, недоверие, которое королева испытывала ко мне, могло, конечно, помешать убедить короля передарить земли. Нет, Бруно не лгал насчет недоверия ко мне Мод. Обычно королева не уделяла никакого внимания тем, у кого нет ни родни, ни наследства. Почему она так внимательна ко мне? Значит есть что-то такое, чего она боится и чем я могу причинить ей вред. Каким-то образом я должна доказать, что не представляю угрозы.
Но не так-то просто доказывать свою невиновность. Особенно когда неизвестно, каково само преступление, кроме, конечно, факта измены королю.
Итак, я обнаружила себя с аппетитом жующей хлеб, который был пышнее и вкуснее того, что мы пекли в Улле, и сыр, тоже более утонченного вкуса, чем у нас.
– Приятно видеть, что ты ешь с таким аппетитом.
Я подняла глаза и столкнулась взглядом с небольшими темными глазами Мод, яркими, как ониксы. Я хотела встать, но она жестом остановила меня и села сама в конце скамьи, на которой сидела я. Я видела: она ждет ответа, хотя вопроса и не задавала. И я сказала:
– Просто страх, от которого я так долго не могла прийти в себя, немного утих.
Я ответила первое, что пришло в голову, и не сразу поняла, что этим ответом повела себя как раз так, как и обещала Бруно, чтобы избавить себя от роли слабоумной. Могу поклясться, она была поражена моим ответом, а может быть, тем, что вообще я ответила, да еще так быстро, но она продолжала думать о чем-то своем. Наконец Мод приподняла брови:
– Ты умнее, чем кажешься, Мелюзина, – усмехнулась она. – Я никогда не поверю, что ты не хотела победы короля Дэвида.
– Победы короля Дэвида? – равнодушно откликнулась я. – Разве я не слышала только что о его поражении?
– Верно, – оборвала меня Мод, пристально глядя мне в. глаза. – Я спрашиваю, почему это обрадовало тебя?
– Я не радуюсь, – сказала я. – Мне все равно. Что бы вы ни думали, мне все равно.
– Ты вдруг стала остра на язычок, – прошептала королева, как будто готовя мне ловушку.
Я пожала плечами.
– Я сказала лишь, что все самое худшее со мной уже случилось. Мне уже нечего бояться, а мысленно я стараюсь не возвращаться к этому.
