Елена Арсеньева - Любимая муза Карла Брюллова
Ходили слухи, будто Николай Павлович предложил графине продать ему Графскую Славянку. Юлия-де усмехнулась:
– Скажите государю, что ездили не в Славянку, а к графине Самойловой, и где бы она ни была, будут продолжать к ней ездить.
Одним прекрасным вечером графиня отправилась на Елагин остров и доехала до той стрелки, где в то время пел только соловей и вторила ему унылая песнь рыбака со взморья.
Став на эту стрелку, Юлия сказала:
– Вот сюда будут приезжать к графине Самойловой.
И в самом деле, рассказывают, что со следующего дня в дикий уголок Елагинского острова начали приезжать поклонники графини. В каких-нибудь две-три недели Елагинская стрелка стала местом собраний для всего аристократического и элегантного общества Петербурга.
Графине Самойловой сообщили о неудовольствии императора. Это недовольство еще пуще возросло, когда Юлия Павловна выстроила – руками все того же Александра Брюллова – дачу на этом самом Елагином острове. И там снова стали происходить непристойные скандалы… Новый французский посланник Проспер де Барант жаловался, что его сын Эрнест намерен из-за графини Самойловой, которая ему в матери годится, стреляться с одним из тех красавчиков итальянцев, которых она навезла в Славянку для непристойных утех.
Ни в какие матери, конечно, Юлия Баранту не годилась, пожалуй, что в старшие сестры, но для молвы всякая пожива хороша.
Когда слухи дошли до императора, он предложил Юлии уехать из столиц и передохнуть где-нибудь вдали от света – при условии не появляться ни в Москве, ни в Петербурге.
Юлия продала Славянку графу Воронцову-Дашкову, а у него вскоре перекупил имение император, назвав его на свой лад – Царская Славянка.
Ну а графиня Самойлова снова уехала в Италию. Девочки Пачини, само собой, отправились с ней вместе.
Санкт-Петербург, 1835–1839 годы
На званом вечере в доме Зауэрвейда, придворного баталиста и любимца императора, Брюллова познакомили с прекрасной музыкантшей – дочерью рижского бургомистра Федора Тимма. Ее звали Эмилией, она была тиха, скромна, чиста, юна – воплощение кротости и непорочности. Ну сущий ангел! Рыжий демон почувствовал себя укрощенным и свободным от бесовских страстей: Брюллов влюбился и пригласил Эмилию позировать. Она согласилась. Брюллов упоенно написал портрет: тоненькая девушка в белоснежном платье – лесной тихий ландыш! – у рояля. Кстати, на рояле стояла именно что ваза с ландышами. Многим показалось странным, что фоном для фигуры нежной Эмилии был выбран красный занавес такого тревожного оттенка. Считалось, это было сделано для того, чтобы ярче оттенить ее нежную красоту. Однако интуитивный выбор Брюллова, возможно, не слишком-то понимающего, что он делает и почему, оказался безошибочным и роковым…
Влюбленный Карл сделал предложение. Ему было сорок, Эмилии – восемнадцать. И она, и ее отец предложение приняли с радостью. То есть Эмилия, конечно, потупляла глазки и прелестно краснела, однако шептала нежные, сбивчивые слова любви. Первой любви, был убежден тщеславный Карл…
В январе 1839 года состоялось венчание. И тут гости почуяли нечто неладное. «Я в жизнь мою не видел, да и не увижу такой красавицы, – вспоминал потом свидетель бракосочетания Тарас Шевченко. – В продолжение обряда Карл Павлович стоял глубоко задумавшись: он ни разу не взглянул на свою прекрасную невесту».
Почему? Да потому, что накануне он узнал правду о той почве, на которой растут такие вот цветы непорочности, как его Эмилия.
Ну да, она была не девица…
Но это еще полбеды!
Ужас состоял в том, что у Эмилии был постоянный любовник, и этого человека Брюллов знал. Его звали Федор Тимм.
Отец Эмилии был ее растлителем и любовником.
Вот он, красный, тревожный фон, на котором проистекала жизнь девушки в белом платье!
Нежность, чистая, романтическая нежность, которую испытывал Карл к своей юной невесте, была так велика, что он даже готов был закрыть глаза на случившееся. Удалось бы это сделать или нет – вопрос другой, главное – он был на это готов. Однако Федор Тимм не смог расстаться с любовницей даже и после свадьбы. Впрочем, Эмилия тоже не мыслила жизни без него.
То есть Брюллов с ужасом понял: он сам оказался всего лишь занавесом – ведь по Риге и Петербургу поползли было сплетни о странных отношениях отца и дочери, а чем лучше их прикрыть, как не свадьбой с известным художником?
Тимм рассчитывал: Брюллов не сможет долее оставаться рядом с Эмилией, но скандала не захочет, жить станет вдали от нее, а она по-прежнему будет принадлежать любовнику, нося звание мужней жены и приличной дамы.
И эти расчеты едва не оправдались. Конечно, Брюллову не хотелось скандала… но существовать в такой позорной грязи было свыше его сил.
Он настаивал на разводе, Эмилия не соглашалась. По Петербургу поползли новые слухи – на сей раз о том, что Брюллов бьет свою юную, прелестную, как ландыш, жену, что она убегает из дому, ища спасения у родственников и друзей…
Брюллов тоже убегал из дому и тоже искал спасения у родственников и друзей, в частности в доме барона Клодта. Он забивался в детскую и плакал, словно сам был обиженным, потерявшимся ребенком.
Чтобы добиться разрешения на развод, Брюллову пришлось писать прошение на имя министра двора Волконского, а также давать письменное объяснение шефу жандармов и фактически второму лицу в государстве – Александру Христофоровичу Бенкендорфу:
«Убитый горем, обманутый, обесчещенный, оклеветанный, я осмеливаюсь обратиться к Вашей Светлости как главному моему начальнику и надеяться на великодушное покровительство Ваше…
Я влюбился страстно. Родители невесты, в особенности отец, тотчас составили план женить меня на ней… Девушка так искусно играла роль влюбленной, что я не подозревал обмана…
Теперь родители девушки и ее их приятели оклеветали меня в публике, приписав причину развода совсем другому обстоятельству, мнимой и никогда не бывалой ссоре моей с отцом за бутылкой шампанского, стараясь выдать меня за человека, преданного пьянству…»
«Я так сильно чувствовал свое несчастье, свой позор, разрушение всех надежд на домашнее счастье, что боялся лишиться ума»– вот лишь некоторые строки из этих унизительных, позорных объяснений.
Толпа обожает наблюдать крушение своих недавних кумиров. Очень многие знакомые отвернулись от Брюллова. Имя его все равно оказалось запятнанным – ведь это какой позор иметь такую жену!..
