Эмилия Остен - Жена-незнакомка
За спиной у Кантильена раздались громкие веселые голоса, но кузен не обернулся; Жанна увидела, как на балкон вышел хозяин дома, граф де Буассье, в сопровождении супруги и одной из дочерей. Но эти трое находились слишком далеко, чтобы услыхать беседу.
– Нет, это ты послушай, – прошипел Кантильен, передразнивая Жанну, – я все тебе объяснил еще несколько дней назад! Ты заплатишь, и меня не волнует, где…
Разговор вдруг сделался Жанне так тоскливо неинтересен, что она решила: равнодушие Раймона заразно. И это полезная болезнь, вот как.
Не слушая больше кузена, Жанна посмотрела ему через плечо и крикнула звонко:
– Ваша светлость!
Граф обернулся с любопытством, чтобы посмотреть, кто его зовет. Жанна быстро обошла Кантильена, ринувшегося за нею, словно коршун, и зашагала к хозяину дома. Граф шагнул к ней навстречу.
– Сударь, – проговорила Жанна, подойдя, с самой милой улыбкой, на которую была способна, – как удачно, что я встретила вас! Видите ли, мы с моим кузеном только что говорили о вас и о вашем гостеприимстве. Это великолепный бал!
Кантильен нависал у нее над плечом, как призрак смерти.
– О, комплименты всей моей семье! – воскликнул граф, явно польщенный. Жанна кивнула:
– Да, так и есть! Однако я не только поэтому рада, что вновь увидела вас. Я узнала от мужа и рассказала кузену, что вы служили в мушкетерском полку. А Кантильен так увлечен этим!
– Что?! – переспросил ошеломленный кузен.
Граф же пришел в полный восторг.
– Так вы уважаете мушкетеров, сударь! Ну-ка, пойдемте, я расскажу вам несколько историй, которые вам понравятся!
– Я не…
– Кантильен очень скромный молодой человек, – безмятежно продолжила Жанна, – и скажет вам, будто не желает занимать ваше время и вообще никогда о мушкетерах не слышал. Так он деликатен! Но вы не слушайте его. Он мечтает служить в мушкетерском полку.
Окончательно осчастливленный граф взял кузена Жанны под руку и потащил в дальний угол балкона, где точно никто не мог помешать рассказам, приговаривая:
– Пойдемте же, сударь! Потом вы скажете, что интереснее историй в жизни не слышали!
Кантильен успел лишь на прощание бросить на Жанну ненавидящий взгляд.
Жена и дочь графа де Буассье, напротив, смотрели на нее с благодарностью.
– Вы наша спасительница, – произнесла графиня. – Он весь вечер не знал, с кем бы поговорить о старых добрых временах.
Жанна еще раз высказала комплименты балу и поспешно покинула балкон, спасаясь от разговоров. Хватит с нее бесед на этот вечер! Раймон прекрасен еще и тем, что его совершенно не тяготит молчание. Они будут молчать всю дорогу до Марейля, затем… затем станет не до разговоров, а наутро Жанна что-нибудь придумает. Она твердо решила: платить кузену она не станет.
В столпотворении бального зала Жанна не сумела увидеть ни Бальдрика, ни Элоизу. Что же, она подождет их у лестницы, и Раймона тоже. Рано или поздно они найдут ее, а если нет, она отправит какого-нибудь слугу на поиски. Только бы уехать поскорее! Жанна быстро прошла через зал, вышла в коридор, где никого не было, и остановилась у лестницы, в изнеможении прислонившись к стене. И только сейчас она поняла, что пальцы у нее сжаты в кулаки, а в глазах стоят слезы. Она была храброй там, разговаривая с Кантильеном, и не испытывала страха. Но омерзение от общения с кузеном, внезапно появившаяся откуда-то старая знакомая Раймона и непреходящий стыд от собственного обмана, сошедшиеся воедино, – это немного слишком для одного вечера. Оглядевшись, Жанна увидела небольшую кушетку и поспешно опустилась на нее. Ноги почти не держали. Как хорошо, что никого нет поблизости! Даже если она заплачет, никто не увидит.
Она не плакала много месяцев. Не стоит начинать сейчас.
– Мадам! – послышался голос, в котором сквозило облегчение. – Наконец-то я отыскал вас!
Бальдрик де Феш спешил к ней, и из-за того, что шагал он довольно быстро, его хромота была особенно заметной. Он остановился рядом, запыхавшись, и Жанна увидела, что барон вправду встревожен.
– Вы так внезапно исчезли, – сказал он, а затем вгляделся в лицо Жанны и спросил с еще большей тревогой: – Что с вами? Что случилось?
Жанна молча покачала головой, не в силах говорить; слезы все-таки потекли по ее щекам, крупные и злые, пали на сцепленные руки, и она закрыла лицо ладонями. Неподдельная доброта Бальдрика, его участливый тон сделали то, что не смогли сделать ночи, полные размышлений, – прорвали ту плотину, за которой пряталось безмерное горе.
Она смутно ощущала, что барон де Феш неловко присел рядом и пытается утешить ее, говорит ей какие-то слова, смысла которых она не улавливает; так разговаривают с испуганными лошадьми и плачущими женщинами – с особой, успокаивающей интонацией. Необязательно слышать слова и фразы, чтобы понять: тебе говорят, что все будет хорошо, и желают добра. Зарыдав еще пуще, Жанна уткнулась лбом в плечо барона, уже не думая о том, как это может выглядеть со стороны. Ей хотелось забыть обо всем, но такой милости небеса ей не даровали. А потом в растерянное словесное журчание, словно клинок, воткнулся холодный голос Раймона, и вот тут Жанна услышала.
– Я смотрю, вы не скучаете, моя дорогая супруга, – произнес шевалье де Марейль.
Глава 19
Когда Раймон увидел, как Бальдрик обнимает Жанну, доверчиво прижавшуюся к нему, то испытал такую ярость, какой не испытывал уже давно.
Значит, все подозрения – правда! Лучший друг барон де Феш оказался предателем, ищущим своей выгоды. Шевалье де Марейль не любил долгих разбирательств. А потому, когда Бальдрик повернулся к нему, услыхав его слова (Жанна, наоборот, отвернулась к стене, словно стыдясь взглянуть на мужа), Раймон добавил:
– Боюсь, этот бал мне наскучил. Мы уезжаем. Но вначале я должен переговорить с моим другом. Идемте, барон. А вы, сударыня, извольте подождать здесь.
– Но…
– Бальдрик. Немедленно.
Такому тону невозможно было не подчиниться; не зря Гассион ценил Раймона, тот умел командовать людьми. Барон поднялся, растерянно взглянул на Жанну, однако та даже не повернула лица. Конечно, теперь она стыдится. Но шевалье де Марейль и не думал упрекать жену. С ней он поговорит позже, если сочтет необходимым.
По дороге он остановил слугу и велел отыскать мадам де Салль, а затем – подать карету. Раймон пребывал в таком бешенстве, что ему было все равно, услышит кто-то его разговор с Бальдриком или нет. К счастью, почти все гости находились в бальном зале, а если кто и возжелал бы прогуляться в галерее за лестницей, то его увидели бы издалека.
Раймон остановился и повернулся к другу, следовавшему за ним.
– Итак, барон. Я вижу, вы не теряли зря времени.
