Саманта Джеймс - Идеальный выбор
С того времени как его мать оставила семью, Себастьян дал себе обет, что в его жизни не будет более ни одного скандала, а на чести семьи — ни одного пятна. Но вдруг это как-то утратило свое значение. Они с Джастином вполне могут выдержать еще одну бурю.
А Девон?
Он вспомнил, как она выглядела накануне, быстро спускаясь с лестницы, полная юной радости, надежды и живости. Она так полагалась на него. Так ему верила.
А он ее предал.
Предал их обоих.
Внезапно его словно озарило. Больше он ее не предаст. Ни за что.
Решение ударило его в сердце. Пронеслось в крови по всем жилам.
Долг, подумал он опять. Будь он проклят, этот долг! Чего ради он так уж хлопочет о долге? Он готов отдать все: и дом, и богатство, — только бы Девон стала его женой.
Он хотел ее. Хотел, чтобы она была рядом. Завтра. Всегда. И плевать ему, что скажет по этому поводу пресловутый свет. Он должен сделать это во имя Девон — и во имя справедливости.
Во имя собственного счастья.
Близился рассвет, когда Себастьян наконец повалился на постель. Бремени, которое так его тяготило, больше не существовало. Завтра, сказал он себе, смежив веки. Завтра все переменится.
Себастьян встал позже обычного. Принял ванну, оделся с помощью лакея. Он жаждал как можно скорее повидаться с Девон. Идя по длинному коридору, он миновал комнату Девон. Дверь была открыта, комната пуста, и белье на постели уже успели сменить. Внизу у лестницы ему повезло встретить одну из горничных.
— Эллис, вы не знаете, где я мог бы найти мисс Девон?
Девушка широко раскрыла глаза.
— Кажется, она вышла на прогулку, — ответила она, кивнув в сторону двери.
Себастьян тоже кивнул и направился к выходу, подумав, что, судя по реакции горничной на его вопрос, слугам было о чем посплетничать нынче утром. Но тут уж ничего не попишешь.
Стук его каблуков эхом отдавался от стен прихожей. Лакей в ливрее поспешно распахнул дверь, и Себастьян вышел наружу. Вышел — и тотчас у него вырвалось довольно замысловатое ругательство. Он увидел, что возле дома привратника остановилась карета. Святой Георгий Победоносец, если это снова Джастин…
Но это был вовсе не Джастин.
Черная лакированная карета, отделанная красным и золотым, принадлежала вдовствующей герцогине Каррингтон. У герцогини было имение поблизости, и случалось, что она навешала Себастьяна, когда он приезжал к себе в резиденцию.
Нельзя сказать, чтобы Себастьян особенно обрадовался визиту. Черт побери, почему его не оставят в покое?
Один из выездных лакеев герцогини уже спустился с облучка и стоял наготове, когда дверца кареты распахнулась. Герцогиня вышла из экипажа с помощью слуги. Себастьян постарался скрыть свое неудовольствие и приготовился приветствовать ее.
И в эту минуту он заметил Девон: она стояла возле ступенек крыльца и была явно смущена. Герцогиня, встретившись с Девон взглядом, поманила ее к себе движением трости.
Себастьян затаил дыхание. Девон заговорила, но он не разобрал слов. Далее герцогиня окинула девушку внимательным взглядом и подставила ей свой локоть с тем, чтобы та проводила ее в дом!
Себастьян ждал их, оставаясь на месте. Едва герцогиня вошла в прихожую, он сам закрыл входную дверь и склонился над рукой герцогини.
— Ваша светлость, — проговорил он, — как приятно видеть вас снова.
Я возвращаюсь в Лондон, — объявила старая дама. — Решила по пути заехать к вам, мы, кажется, сто лет не виделись. — Она взглянула на Девон вполне дружелюбно. — Кто эта очаровательная юная леди? Себастьян наклонил голову.
— Ваша светлость, позвольте вам представить мисс Девон Сент-Джеймс. Девон, это вдовствующая герцогиня Каррингтон.
Девон сделала реверанс.
— Я очень рада познакомиться с вашей светлостью.
Себастьян преисполнился невероятной гордостью.
Но герцогиня продолжала внимательно разглядывать Девон.
— Сент-Джеймс, — повторила она. — Мне знакома эта фамилия. — Герцогиня взяла в руку свой лорнет. — Смею сказать, что у вас совершенно необычные глаза. Просто сверхъестественно, как они напоминают… — Она не договорила, резко оборвав фразу. Подняла к глазам лорнет и принялась еще пристальнее изучать Девон, отчего та почувствовала себя крайне неловко. — Повернитесь, девочка, — скомандовала герцогиня. — Да-да, вот так. Теперь так…
Взгляд герцогини остановился на шее Девон.
— Это ожерелье, — произнесла она каким-то необычным, странным голосом. — Откуда оно у вас?
Пульс у Девон отчего-то заколотился как бешеный. Она тронула кончиками пальцев ожерелье и высоко подняла голову.
— Ожерелье, — заговорила она со спокойным достоинством, — принадлежало моей матери, она носила его, не снимая. Его подарил ей мой отец еще до моего рождения.
Девон посмотрела на Себастьяна. Быть может, он ждет, что она изменит свою историю? Но она не станет искажать правду. Однако Себастьян ответил ей совершенно спокойным взглядом. Молчание прервала герцогиня.
Пальцы герцогини ухватились за рукав Девон.
— Кто ваша мать, дитя мое? Кем она была?
— Она уже умерла. Ее имя Аме…
Герцогиня подхватила, закончив слово вместо Девон:
— Амелия. Это была Амелия Сент-Джеймс.
Девон оцепенела. Откуда герцогиня могла узнать?..
Старая женщина пошатнулась. Лицо у нее стало белым как мел. Девон поддержала ее под локоть, под другую руку ее взял Себастьян. Они вместе усадили герцогиню в кресло, и Себастьян спросил:
— Вам дурно, ваша светлость?
Герцогиня покачала головой:
— Со мной все хорошо. Это правда, уверяю вас. Только дайте мне немного отдышаться. — Помолчав, она подозвала к себе Девон: — Подойдите ко мне, дитя мое. Подойдите и позвольте мне посмотреть на вас поближе.
Герцогиня протянула руку девушке, и Девон инстинктивно взяла ее в свои ладони, чтобы хоть немного согреть холодные пальцы. Обе они молчали, но Девон почувствовала некоторое облегчение, заметив, что живые краски возвращаются на лицо старой женщины.
— Ваша светлость, — не выдержала и пылко заговорила она. — Вам известно имя мамы. Как могли вы узнать его?
Слабое подобие улыбки появилось на губах у герцогини.
— Мне подсказало его ваше ожерелье, дитя. Когда-то оно было моим.
Стоя за спиной у Девон, Себастьян с силой втянул в себя воздух.
И больше ни звука. Наконец Девон выговорила чуть слышно:
— Нет. Такого не могло быть.
— Это правда, дитя мое. — Глаза у старой женщины наполнились слезами. — Я отдала ожерелье своему сыну Маркусу. Он умер много лет назад.
Маркус. Сын герцогини. Повеса, о котором Джастин рассказывал Девон во время званого обеда в лондонском доме.
— Незадолго до своей смерти, — продолжала герцогиня, — Маркус сказал мне, что подарил ожерелье женщине, с которой у него была связь. Ох, я так разозлилась тогда! Но теперь я понимаю, что этой женщиной была Амелия… ваша мать.
Не вполне определенное, но настойчивое подозрение возникло в голове Девон, в достоверность его трудно было поверить, но тем не менее она решилась произнести — слабо и неуверенно:
— Вы знали мою маму…
— Да, детка, я ее знала. Она одно лето ухаживала за моими племянницами, о, как давно это было! Должна признаться, что Амелия мне очень нравилась. Что касается Маркуса, как бы вам сказать… его обаяние очень действовало на женщин, однако, хоть это и не слишком деликатное определение, он был просто негодником. Я подозревала, что Амелия питает к моему сыну нежное чувство. Но до сих пор я не была в этом уверена. Амелия уехала так внезапно. Однажды утром она просто исчезла. Оставила только коротенькую записочку, что вынуждена срочно уехать. Помню, что меня это потрясло. Больше мы о ней ничего и никогда не слышали. Я не могла понять, почему она, можно сказать, сбежала. Не могла вплоть до сегодняшнего дня.
Герцогиня сняла перчатки. Искривленными ревматизмом пальцами погладила Девон по голове, потом взяла за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза.
— Вы очень похожи на свою маму, детка. Но ваши глаза, прекрасные золотистые глаза… — Голос у герцогини дрожал, дрожала и ее рука. — Они точь-в-точь такие, как у моего сына.
Девон онемела, голова у нее кружилась. Она еле справилась с собой, чтобы выговорить:
— Ваша светлость, неужели вы хотите сказать…
— Да-да, именно хочу сказать, что ты дочь Амелии и моего сына. Дочь моего сына Маркуса. — Герцогиня подалась вперед и взяла руки Девон в свои. — Ты моя внучка, — прошептала она. — А я, о Господь милостивый, я твоя бабушка!
Всхлипнув, Девон обняла старую женщину, и обе они разрыдались.
Глава 25
Итак, они обе заливались бурными, но тем не менее счастливыми слезами, а Себастьян смотрел на них и чувствовал себя чем-то вроде мухи на стене, до которой никому нет дела. Мужчине, который ко всяким рыданиям относится по меньшей мере с неприязнью, даже чужие слезы радости терпеть нелегко. Ему сейчас всю душу, можно сказать, переворачивало. Становилось невыносимо оставаться безучастным наблюдателем.
