Барбара Форд - Рождество в Индии
Дыхание мое срывалось. Я останавливалась и взывала к Господу, чтобы он поддержал меня. Я бежала так быстро, как могла, бежала, словно спасение этого малыша могло стать моим собственным спасением.
Вдруг меня обогнала чья-то тень.
Это был мужчина, имени которого я никак не могла вспомнить… Я хотела пробежать дальше, но он окликнул меня по имени:
— Но ведь это ты, Джен! — сказал он. — Неужели ты меня не узнала… Какая ты измученная и бледная? Твоя золотистая кожа, что стало с ней?
Величайшая растерянность, но и величайшее спокойствие овладели мной. Я смотрела на это лицо, ставшее для меня таким близким и родным.
— Я спешила к тебе, Джон, — наконец, прошептала я. — Еще не поздно?
— Еще рано, — сказал он. — Светло, но еще ночь… Я много думал о наших отношениях… Знай, Джен, что я тебя люблю…
С остановившимся сердцем я выслушала его слова.
«Неужели это Джон? — думала я. — Нет, он не мог так сказать».
— Нет, ты не обманешь меня, — наконец сказала я. — Уйди прочь! Я найду Джона!
Я побежала еще быстрей, ноги мои торопились, почти не касались земли…
Стали мелькать узкие просветы меж деревьев, там я видела бегущего Джона, или это бежала я сама изо всех сил.
Спустя некоторое время, я увидела Джона у входа в огромную пещеру… Он стоял у подножья горы и к чему-то прислушивался.
Я тихо окликнула его. Но он знаком велел мне молчать. Я остановилась у входа в пещеру в нескольких шагах от него и, затаив дыхание, стала прислушиваться к доносящимся оттуда звукам…
По всей вероятности, это было логово какого-то хищника…
Через несколько минут раздался глухой рев, я с ужасом заметила, что у Джона в руках не было ружья.
— Джон! — закричала я. — Уходи отсюда!
Вдруг все затряслось и как бы бросилось вон. Кровь хлынула к моему лицу, раздался оглушительный треск, подобный выстрелу над ухом, затем крик…
— Джен! — крикнул кто-то из горной пещеры. Через несколько мгновений оттуда вышел человек в длинном халате, протягивая мне небольшой поднос, на котором лежало ружье.
Передо мной был мистер Рочестер.
Тогда, вырванная ударом и криком из воистину страшного состояния, моя память как бы укрепилась на краю обрыва… Чувства мои затрепетали.
Тем временем мистер Рочестер, несший ружье на подносе, очень медленно, шаг за шагом, приближался ко мне.
Внешность его была сильно изменена. Волосы, выстриженные ровным кругом, напоминали шапочку желудя. Острый нос, тонкие, упрямо сжатые губы, бесцветные глаза и клочки седых баков на розоватом лице, оканчивающемся выдающимся вперед подбородком, — все носило следы явного, только что совершенного преступления.
Приблизившись ко мне, он сказал:
— Возьми, Джен… Теперь я свободен.
Он протянул мне поднос с ружьем и засмеялся старческим смехом.
— Что ты сделал, Эдвард? — с ужасом прошептала я. — Где Джон?
— Я говорил тебе, Джен, что надо остеречься… Кажется, я говорил это… Но, прости меня, я не вполне помню, что еще я говорил… Мне кажется, что теперь я в глубоком обмороке… Но я свободен…
— Ты убил Джона?! — закричала я.
— Он устал, Джен… Он сам хотел этого, — сказал мистер Рочестер. — Я знаю, что такое — устать…
— Это шутка, — пробормотала я. — Скажи, что это шутка…
— Шутка, конечно.
Мистер Рочестер повернулся ко мне спиной и скрылся в глухой горной пещере…
Я была уверена, что умерла.
Но сознание с новой силой извлекало из глубины души смутные образы, потерявшиеся во времени.
— Папа! — вдруг прошептал чей-то голос.
— Кто сказал это? — спросила я.
— Это ты, Джен… Твой голос…
— Я снова стала маленькой?
— Да…
Я снова увидела то, что случилось со мной в раннем детстве, когда впечатления от пережитого связывались для меня простыми словами: «это уже было раньше…»
Так я чувствовала тогда…
Однажды вместе с миссис Рид и ее дочерьми мне пришлось ночевать в каком-то незнакомом доме, куда миссис Рид была приглашена в гости…
Именно в ту ночь произошли события, о которых я никому не рассказывала, но которые снова увидела теперь с поразительной четкостью.
Я снова слышала бой часов на Соборе (правда, не такой родной и близкий, как в детстве, и не такой пугающий и оглушительный, как в Ловудском приюте).
Было четыре часа ночи.
Я тогда поняла, что мне нестерпимо хочется в уборную. Я позвала няньку Бесси, но никто не откликнулся.
— Я хочу в уборную! — снова проговорила я.
И, открыв глаза, поняла, что нахожусь в чужом доме. Я выбралась из-под одеяла, и в одной ночной сорочке, начала лихорадочно искать горшок. Но горшка нигде не было.
— Горшка здесь нет, придется идти в уборную, — сказала я сама себе.
С трудом сдерживаясь, я отправилась в путешествие по незнакомому дому. В окно втекал бледный рассвет.
— Будем надеяться, что здесь нет привидений, — сказала я, чтобы как-то себя ободрить. Все увиденное тогда сбило меня с толку. Коридоры и неожиданно открывающиеся комнаты, забитые хламом, какими-то стульями, картинами, драгоценностями, книгами…
Я слышала чей-то приглушенный храп, одна дверь была приоткрыта. На высоком ложе спал мистер Брокльхерст, он лежал точно король в саркофаге.
Рядом с ним спала миссис Рид. Мне стало как-то не по себе. «Как здесь оказался мистер Брокльхерст, да еще рядом с миссис Рид?» — подумала я.
Я посмотрела на спящего как на грозного врага, с некоторым отвращением и страхом.
Сделав еще несколько шагов, я нашла наконец уборную.
— Теперь надо найти дорогу обратно… Вероятно, это будет не так просто, — произнесла я вслух.
Я открыла одну из дверей и поняла, что попала не туда. Неприятное, леденящее чувство заставило меня присесть на ближайший стул и крепко зажмуриться, чтобы отогнать страх или сдержать слезы…
Когда я опять открыла глаза, я увидела перед собой покойного отца, который смотрел на меня добрым озабоченным взглядом.
Я не испугалась, но и не очень обрадовалась. Я отвела глаза. Мой отец осторожно опустился в невысокое кресло и, благодаря этому, стал ниже меня ростом.
— Я не виноват, Джен, что все пошло вкривь и вкось, — сказал он. — Я бессилен, дочка. Ужасно стоять рядом и видеть, как ты все время страдаешь… Не знаю, за какие грехи я осужден жить в таком аду…
— Можешь держаться подальше, как все другие, — сказала я ему.
— Многие могут, я — нет.
— Но ты всегда говорил, что человек после смерти приходит к Богу. Или это неправда?
— Я не могу тебя бросить, дочка.
— Но если ты все равно не в силах мне помочь, было бы гораздо лучше, если бы ты подумал о себе, отец, и убрался на небо или куда там положено.
