Элисса Дин - Надежды и радости
Видимо, этим Шеффилд старался скрыть старческую усталость.
Да, отец сильно постарел. И Роксана почувствовала, что уже не может относиться к нему с прежней агрессивностью и ненавистью, которые она упорно старалась поддерживать в себе последние пятнадцать лет. Перед ней стоял незнакомый, старый и больной человек, совершенно непохожий на того Максвелла, которого она когда-то знала и ненавидела.
Приподняв коричневую штору, служившую дверью в кабинет отца, Роксана вошла и застыла на месте. За письменным столом сидела смуглая девчушка с черными как смоль волосами и, свесив чуть ли не до плеча язык, выводила какие-то буквы на листке бумаги. Через открытое окно можно было наблюдать, как полтора десятка солдат, видимо, пользуясь вечерней прохладой, занимались строевой подготовкой.
Цвет волос девочки, чуть печальное, как у всех индийцев, выражение смуглого лица, но необычный цвет глаз безошибочно выдавали в ней метиску, в жилах которой текла смешанная европейская и индийская кровь. Роксана с симпатией и некоторой горечью посмотрела на нее, подумав, что это ни в чем не повинное дитя в равной степени отвергается как европейцами, так и азиатами. Заметив же на ее шейке маленький золотой крестик, она вспомнила, что индийские религии не допускают смешения крови.
Девочка подняла головку и с удивлением посмотрела на незнакомую тетю. Роксана с улыбкой подошла к столу.
– Меня зовут Роксана Шеффилд. А тебя?
Девочка вскочила со стула и, топая маленькими детскими башмачками, обежала вокруг стола, остановившись перед Роксаной.
– Это – вам, – сказала она, протягивая Роксане листок, на котором только что писала.
– Мне? А что это?
– Прочтите!
Роксана послушно взяла листок и, отойдя к окну, пробежала его глазами. Это была написанная детским почерком маленькая записка, в которой содержалось приглашение Роксане войти в дом как в свой собственный и выражалась надежда, что они станут хорошими друзьями.
– Что ж, конечно, мы с тобой станем друзьями! – улыбнулась Роксана. – И большое тебе спасибо за приглашение. Но я хотела бы указать тебе на одну ошибку в записке. Ты пишешь: «Мне очень приятно видеть вас в доме моега отца». А надо: «Мне очень приятно видеть вас в доме вашего отца». Ты перепутала местоимения, а потому весь смысл изменился. Понимаешь?
– Нет, здесь все правильно написано! – возразила девочка. – «Сэре очень приятно видеть вас в доме ее отца».
Роксана почувствовала, как у нее задрожали колени. Она оперлась рукой на подоконник и внимательно посмотрела в личико девочки. Оно было очаровательным. Красивым, смуглым... И только глаза – не черные, как у всех индийских детей, а... зеленые!
– Как, ты сказала, тебя зовут? – мягко спросила Роксана.
– Сэра.
– Сэра...
Роксана посмотрела на девчушку, оказавшуюся ее сводной сестрой, и тяжело вздохнула.
– Сэра... Очень красивое имя... Скажи, Сэра, где ты была, когда я приехала? Разве тебе не хотелось меня встретить?
– Я была в доме моей мамы.
– А где ее дом?
– Рядом с домом папы. Если вы посмотрите в окошко, то увидите его крышу.
За окном дома Максвелла виднелись выкрашенные белой краской глиняные хибарки, где жили садовник, слуги, грум и повар.
Роксана вернулась к столу и опустилась в отцовское кресло.
– Значит, твоя мама, не живет в этом доме?
– Нет. Ей было бы стыдно здесь жить.
– Стыдно? Почему? Не понимаю!
–Потому что она и полковник Макс... Ну, они не женаты...
– Гм-м... Ну а ты же живешь здесь?
– Мне не стыдно. Полковник Макс очень любит меня.
– Конечно, он любит тебя... – эхом откликнулась Роксана, чувствуя себя совершенно разбитой, и принялась барабанить пальцами по столу. Сэра внимательно на нее смотрела.
Из коридора донеслись мужские голоса. Роксана бросила взгляд на оставшуюся незадернутой штору и увидела отца с двумя незнакомыми мужчинами.
– Полковник Макс! – воскликнула Сэра, подпрыгнув от радости, и спешно принялась приводить в порядок стол. Роксана положила руку на ее маленькую смуглую ладошку. Сопровождавшие Максвелла мужчины посмотрели на Роксану, на полковника, затем друг на друга и удалились.
– Роксана... – проговорил Максвелл Шеффилд.
– Скажите, отец, – спросила Роксана, не повышая голоса, – когда вы почувствовали, что должны открыть мне эту тайну?
Макс вошел в кабинет и опустился в плетеное кресло, стоявшее у окна. Достав из кармана носовой платок, он долго кашлял в него. Откашлявшись, снова спрятал платок в карман брюк и только тогда посмотрел на Роксану.
– Мне было неловко признаться в этом, – сказал он, слегка покраснев.
– Неловко? Перед кем? Перед самим собой или перед теми людьми, которые только что сопровождали вас и вдруг исчезли?
– Не в моей власти изменить прошлое, Роксана!
Роксана нахмурилась. Ее щеки загорелись ярким румянцем, а глаза повлажнели.
«Я не стану плакать, – вспомнила она слова, сказанные Колльеру, – ни о тебе, ни о ком другом!»
Роксана выпрямилась. Заметив, что стоявшая за спинкой стула Сэра чувствует себя неловко, поневоле став свидетельницей столь трудного разговора, она взяла девочку за руку.
– Я понимаю, отец, что вы не можете изменить прошлого. Но в ваших силах было хотя бы предупредить меня о том, что выяснилось только сейчас.
– Предупредив тебя заранее, я, возможно, подписал бы себе смертный приговор. Ты уверена, что могла бы понять меня? А тем более – простить?
Сдвинув брови, Роксана молча смотрела ему в глаза, как бы суммируя в душе все сказанное и увиденное.
– По крайней мере, – продолжал Максвелл, – я исполнил свой долг здесь, хотя и не сделал этого раньше!
– Так или иначе, – проговорила Роксана, – конечный результат, каким бы благородным он сейчас ни выглядел, не может заставить меня относиться лучше ко всему происшедшему. Я не понимаю, что заставляет человека хранить в строжайшем секрете нечто крайне важное не только для него самого, а признаваться, лишь когда разоблачение становится неминуемым? Не находите ли вы это самообманом?
Роксана встала и направилась к выходу, ведя за собой Сэру. Но у самой шторы она обернулась, коснулась рукой плеча отца и сказала:
– Если бы я узнала обо всем этом раньше, то не могу обещать, что поняла бы вас и простила. Мы с вами всегда жили порознь. Причем на очень большом расстоянии друг от друга. Мне приходилось создавать суждение о вас заочно. Теперь же я могу только видеть вас, но не судить. Это единственное, что мне остается. Видите ли, отец, я росла и нуждалась в любви, которую вы отдали вот этой чудесной девочке. Я же давно стала взрослой... – Роксана замолчала и судорожно вздохнула. – Да, я стала взрослой. А потому наши взаимоотношения уже не могут носить прежнего характера, то есть ребенка, тянущегося к отцу, и самого отца, любовно смотрящего на свое чадо. Нам придется их кардинально изменить. Думаю, что при обоюдном желании мы сумеем это сделать...
