Пенелопа Уильямсон - Под голубой луной
– Джессалин, – шептал Трелони, запустив пальцы в рыжую гриву и отклоняя ее голову назад. Горячие губы целовали ее шею, и в какое-то мгновение Джессалин показалось, что она вот-вот умрет. – О Господи, Джесса, – сдавленно шептал он. – Джесса, я больше не могу… Я хочу… – Внезапно все тело Трелони напряглось, и он оттолкнул девушку с такой силой, что она чуть не упала. – Я отведу тебя домой, – не сказал, а скорее, прорычал он.
Джессалин судорожно вцепилась в его рубашку.
– Но почему? Я не понимаю.
– Потому что ты слишком-слишком молода, черт бы тебя побрал! Кроме того, я обещал… – резко осекшись на полуслове, он сделал судорожный вдох. – Потому что ты слишком молода.
Джессалин хотелось закричать: «Неправда! Я не слишком молода! Это неправда!..»
– Вы просто притворщик, лейтенант Трелони, – сказала она наконец срывающимся от волнения голосом. – Вы делаете вид, что вам сам черт не брат, что вы повеса и распутник. Но теперь-то я знаю, что под этой маской бьется сердце истинного джентльмена. – Положив ладони ему на грудь, Джессалин почувствовала, как под тонкой тканью учащенно бьется сердце. – Человека чести…
– Не пытайтесь обелить меня, мисс Летти. – Его руки на несколько мгновений накрыли ее, а затем он решительно отвел их от своей груди. – Меня можно обозвать очень многими словами. Такими, о значении которых маленькие девочки вроде тебя не должны даже догадываться. Ты хоть представляешь себе, сколько мне лет?
Джессалин отрицательно покачала головой. Этот вопрос давно волновал ее, но она не спрашивала, боясь лишний раз напомнить ему о собственной молодости.
– Мне уже двадцать пять. – Трелони отрывисто рассмеялся. Он даже не подозревал, что его ответ принес Джессалин облегчение. В конце концов, девять лет – не такая уж большая разница. Ее дедушка был старше бабушки на пятнадцать.
– Двадцать пять – это совсем немного, – улыбнулась она.
Трелони снова рассмеялся.
– Все зависит от того, как человек себя ощущает. А я ощущаю себя ужасно старым. Так всегда бывает с теми, кто не уберег честь смолоду. Я смотрю на тебя и понимаю, что… – Он внезапно замолчал и нежно провел пальцами по ее лицу. – Мне было всего десять, когда умер отец, и я остался с братьями. Не хочу сказать, что мой отец был лучшим из родителей, но все познается в сравнении. Братья же…
Трелони снова осекся, пристально вглядываясь в лицо Джессалин. В его глазах она прочла отчаянное желание рассказать ей обо всем и в то же время страх предстать перед ней в своем истинном, ничем не приукрашенном обличье.
– Они разрушили мою жизнь, – наконец решился он и продолжал осипшим от волнения голосом: – Ты даже представить себе не можешь, что они делали. Нет такого порока, который бы я не познал. К твоему возрасту я уже успел преступить большинство людских законов, не говоря уже о Божьих. Их я нарушил все, кроме первой – «Не убий». Но в армии быстро ликвидировали это упущение. Всегда помни о том, что я – Трелони. А все Трелони – мерзкие выродки.
Джессалин стало очень грустно. Грустно и больно и за него, и за себя. Она понимала, что сделанного не воротишь, что иные раны могут затянуться, но не забудутся никогда. Хотя, с другой стороны…
В горле стоял комок, и собственный голос казался незнакомым.
– А как же быть с тем человеком, который построил паровоз? Кто он?
Губы Трелони искривились в горькой усмешке.
– Он просто дурак. Обыкновенный дурак.
«Но это же ты сам, – хотелось кричать Джессалин. – То есть тот, каким ты должен быть». Но она не сказала ничего. Потому что понимала, как тяжело могут ранить его эти слова.
Он наблюдал за девушкой, которая, хохоча, вприпрыжку бежала по пляжу. Ее хрипловатый, отрывистый смех сливался с шумом разбивающихся о берег волн. Он окликнул ее по имени.
Джессалин резко обернулась, воскликнула:
– Кларенс! – И, подобрав юбки, побежала навстречу. Казалось, она была искренне рада его видеть.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она, запыхавшись. – Тебя не было видно все лето.
Кларенс похлопал по ноге тонкими лайковыми перчатками. Море отсвечивало бледно-зеленым. Легкий бриз, Неся с собой запах рыбы и водорослей, приятно обвевал лицо. Тонкая юбка Джессалин плотно облепила ноги, и Кларенсу стоило большого труда не смотреть на них.
Прилив нежности, охвативший его при виде девушки, уступил место раздражению. Неужели ей не пришло в голову, что он занят, что у него дела, что он не покладая рук создает себе состояние. Она никогда не ценила деньги. «Такая же, как все представители ее класса, – подумал он, презрительно улыбнувшись про себя. – Все эти обедневшие дворяне с толстыми родословными и тощими кошельками, живущие неизвестно на что на своих жалких нескольких акрах».
Теперь, глядя на нее, он испытывал незнакомую ему прежде злость. Ну почему она совсем не такая, какой он хотел бы ее видеть? Но, взглянув на улыбающийся рот Джессалин, Кларенс почувствовал, что его злость куда-то бесследно улетучилась. Он никогда не мог долго сердиться на нее.
– А как поживала ты, Джессалин?
Ее улыбка стала еще шире, сияющие серые глаза напоминали море в яркий, солнечный день.
– Чудесно! Просто замечательно! Прошлой ночью шли сардины. Жаль, что ты не видел.
Желтые ботинки Кларенса слегка запорошило песком, и он аккуратно обмахнул их перчатками.
– Надеюсь, ты понимаешь, что Трелони не женится на тебе. Он хочет позабавиться, вот и все.
Джессалин промолчала. Ободренный этим, Кларенс продолжал. Ему очень хотелось заставить ее понять, что скрывается за красивым лицом и аристократическим именем. Заставить увидеть под внешним лоском истинного Маккейди – человека без чести и каких бы то ни было моральных принципов, человека, неспособного любить.
И в то же время Кларенс понимал, что она ничего этого не увидит и не поймет. Джессалин целиком во власти его обаяния, его улыбки. Улыбки прирожденного искусителя. Ну что ж, значит, придется прибегнуть к другим доводам.
– Лейтенант армии его величества получает не более двадцати восьми шиллингов. И это весь его доход, Джессалин. Его полностью опустившийся братец не давал, не дает и не будет давать ему ни пенни. Кроме того, он игрок. Как, впрочем, все Трелони. И, как всем Трелони, ему никогда не везет в игре. Когда его брат, нынешний граф, умрет от пьянства, наркотиков и распутства, а это, судя по всему, уже не за горами, Мак не унаследует ничего, кроме долгов и бесчестья.
– И титула.
– Так вот чего тебе хочется – стать графиней?
– Конечно, нет!
Это было произнесено с такой страстью, что Кларенс поверил ей. Наклонившись, он подобрал ракушку и запустил ею в цаплю, неподвижно стоявшую у кромки прибоя, засунув голову под крыло. Но ракушка пролетела мимо цели, и цапля даже не шелохнулась.
