Жюльетта Бенцони - Фиора и Папа Римский
Родриго Борджиа рассмеялся. Он любил смеяться, это позволяло ему показать красивые зубы и увеличивало его неотразимость в глазах женщин.
— И вы находите, что это легкая роль? Я не имею счастья знать короля Людовика и сожалею об этом, но, судя по тому, что я слышал о нем, такое сообщение вряд ли ему понравится, особенно с теми условиями, которые выдвигает папа. Уверен, что их не принял бы ни один король.
Монах Игнасио Ортега, которого я хорошо знаю, всего лишь, опасный фанатик, и ему следовало бы благодарить бога за то, что его еще не казнили. Во всяком случае, я бы это сделал, будь на его месте. Что же касается кардинала Балю, он является всего лишь удобным предлогом для того, чтобы позволить его святейшеству вмешиваться в дела Франции. Могу ли я спросить, каковы истинные чувства короля Людовика к вам?
Фьора почувствовала, что их разговор стал принимать довольно странный оборот, и если только он не был ловушкой, то тогда папа не имел к нему никакого отношения.
— Узнать чувства короля было всегда делом довольно затруднительным, монсеньор, ибо он умеет их прекрасно скрывать. Однако я полагаю, что король испытывает ко мне дружеские чувства, потому что он доказал это.
— Но не любовь?
— Никак не пойму, откуда идет этот слух. Мне лично известно, что у короля никогда не было любовниц.
— У него они были раньше, когда он был моложе. От этих любовниц у него даже есть дети, но в его возрасте и при его здоровье, которое, как говорят, оставляет желать лучшего…
— Были ли они у него или нет, это меня не касается, монсеньор. Если вы готовы проводить меня до капеллы, я готова там поклясться на Евангелии, что не являюсь любовницей короля Людовика и никогда ею не была. Ведь поэтому я и сказала папе, что он совершил глупую сделку. Людовик, король Франции, никогда и ничего не уступит ради того, чтобы вернуть меня.
— Ив особенности он не оставит Флоренцию, а это является основной целью папы. Поэтому — то я и пожелал встретиться с вами.
— Чего же вы ожидаете от меня? Что я помогу папе отделаться от Медичи? И не рассчитывайте на это! Я прежде всего флорентийка, и Медичи по-прежнему дороги мне. Я ничего не сделаю против них, пусть это будет стоить мне жизни!
— У меня и в мыслях не было этого! Я хоть и не питаю особой любви к Лоренцо и его брату, однако для меня невыносима мысль, что Риарио стал хозяином Флоренции. Я пришел говорить с вами не о политике, а просто сказать вам следующее: дворец кардинала, а в особенности дворец вице-канцлера церкви, является неприступным убежищем, на пороге которого воля папы теряет силу.
Он смолк, видимо, желая подчеркнуть важность сказанного.
Слышалось только журчание фонтана, вода которого поднималась вверх и сверкающими брызгами падала в бассейн из белого мрамора. Фьора подошла к нему и опустила в него пальцы, пропуская между ними прозрачную воду.
— А разве монастырь, в котором я нахожусь, не является убежищем?
— Не совсем. Вас поместили сюда и в любой момент могут вызволить отсюда, желаете вы этого или нет. У меня иначе.
— Я отлично понимаю, но тогда как бы вы объяснили причины для предоставления мне убежища? Ведь вы один из самых влиятельных и высокопоставленных людей папского двора и…
— Я только что сказал вам об этом: я пришел говорить с вами не о политике. Знайте, что я не всегда одобряю политику Ватикана. И может быть, мне хочется быть более уверенным в своем будущем, оказав услугу королю Франции. И кроме того, я лично буду в неутешном горе, если с вами произойдет какое-нибудь несчастье, потому что, будучи настоящим идальго, я верно служу женщинам, которых ценю как произведения искусства. А вы являетесь и тем, и другим.
Фьора стряхнула капли воды с рук и, поправив вуаль, покрывающую ее голову, подошла к Борджиа, который поднялся при ее приближении.
— Будем откровенны, монсеньор! Мне здесь угрожает опасность?
— Может быть, не в самое ближайшее время, но и оно может наступить неожиданно скоро. До меня дошли некоторые слухи, которые мне бы хотелось проверить. Я, конечно, понимаю, что после всего того, что вам пришлось испытать, вам трудно доверять кому-либо, но послушайте меня: в случае, если какое-нибудь событие обеспокоит вас, знайте, что, с завтрашнего дня один из моих людей будет находиться неподалеку от монастыря.
Если вы будете нуждаться в помощи, бросьте камень, завернутый в такую же вуаль, через эту стену. Вас будут ждать.
Это так поразило Фьору, что некоторое время она молчала, не зная, что ответить. Потом тихо сказала:
— Ваша доброта смущает меня, монсеньор, но, если я перейду под ваше покровительство, не окажется ли так, что я просто сменю одну тюрьму на другую? Если вы действительно хотите помочь мне, то помогите мне вернуться во Францию.
— Все в свое время! Вы не сможете покинуть Рим без подготовки. А ваш побег вызовет целую бурю, и поэтому все Надо делать постепенно. Вы так торопитесь вернуться к себе?
— У меня трехмесячный сын, монсеньор. Его отец погиб, и у ребенка нет никого, кроме меня.
— Не теряйте надежды и доверьтесь мне. Главное — это предоставить вам надежное убежище, а уж потом мы подумаем, как вам вернуться во Францию.
Разговор был окончен. Кардинал уже поднимал руку, усеянную драгоценными камнями, для благословения, и Фьора была вынуждена наклонить голову, но в этом традиционном движении Не было уважения. Просто необходимо было соблюсти приличия, ибо она задалась вопросом, действительно ли этот человек с ласкающим взором принадлежал церкви. Если бы он пришел сюда один, а не в сопровождении Джироламы, она сразу же засомневалась бы.
— Подумайте! — прошептал он, почти не шевеля губами. — Но думайте быстрее!
Полы красной шелковой сутаны тихо прошелестели по белым плитам. Фьора посмотрела на импозантную фигуру удаляющегося прелата. Было неоспоримо, что от этого незнакомца исходило какое-то необъяснимое очарование, но за два последних года недоверие стало таким естественным для Фьоры. В том, что красавец-кардинал хотел получить благосклонность короля Франции, не было ничего необычного. Будучи намного моложе папы, он мог надеяться получить папскую корону, и дружба короля Франции была бы тогда очень важна для него, но это возможное преимущество стоило несомненного риска, которому он бы подвергал себя, предоставляя убежище беглянке.
Время пробежало незаметно, солнце уже заходило в кроваво-красном небе, предвещая ветер на следующий день. На фоне этого неба деревья в саду казались черными, и молодой женщине стало сразу неуютно. Она подошла к скамейке, на которой оставила рукоделие, положила его в тканую сумку и медленно направилась к монастырю, фрески которого уже начинали бледнеть в пурпурном свете. Она шла задумчиво, подавленная чувством своего одиночества. Ее терзала мысль о том, что она безнадежно пропала в этом неизвестном и враждебном мире, полном ловушек, тем более ужасных, что внешне они выглядели так привлекательно.
