Кэрол Мортимер - Больше, чем гувернантка
Адам вынужден был признать, что в этом вопросе слову Эдит Сен-Джаст можно доверять. Вдовствующая герцогиня Ройстон являлась не только близкой подругой его бабушки, но и одним из незыблемых столпов высшего общества. Если она сочла Невилла Мэттьюза мерзавцем, значит, такого же мнения будут придерживаться и все прочие.
И человек, имеющий дурную славу похитителя невинности юных девушек, теперь является опекуном Елены? Да к тому же хотел взять ее в жены?
Пытался ли он обесчестить и ее тоже?
— Елена? — быстро произнес Адам.
— Леди Сисели очень точно описала его характер, — подтвердила она, напрягшись всем телом. — Я, разумеется, ответила на его предложение отказом, к которому он, скажем так, отнесся неблагосклонно. Будучи моим опекуном, он решил его полностью проигнорировать.
— Он в вас влюблен?
— Влюблен? — презрительно фыркнула Елена и наконец посмотрела на Адама. Ее лицо было бледно, как лист бумаги, а выражение глаз непроницаемо. — Я вообще не верю, что он способен на это чувство. Им движут потворство собственным слабостям, похоть и жадность. Вот какие эмоции он понимает.
— Жадность?
Адам предпочел проигнорировать первые два порока, опасаясь, что его мысли могут принять неожиданный поворот. Он внимательно всматривался Елене в лицо.
Она порывисто вздохнула.
— Как я уже сказала, дедушка не хотел, чтобы после его смерти я осталась бедной и одинокой, поэтому позаботился обо мне в своем завещании. Оставил мне солидную сумму денег, которой я смогу воспользоваться либо по достижении двадцати одного года, либо когда выйду замуж. Какое бы из событий ни произошло первым.
— Ваш дедушка явно считал, что доживет до вашего совершеннолетия. — Эта фраза стала не вопросом, но утверждением.
— Да.
Адам прищурился:
— Как он умер, Елена?
На мгновение она лишилась дара речи.
— От сердечного приступа, вызванного сильным потрясением.
— Что за потрясение?
— Это имеет значение? — Она тут же заняла оборонительную позицию. — По-моему, значение имеет лишь то, что он умер за десять месяцев до моего двадцать первого дня рождения. После похорон Невилл недвусмысленно заявил мне, что не желает, чтобы деньги Шеффилдов утекали из семьи, поэтому я должна стать его женой так скоро, как это только можно будет устроить.
— Вы были против этого брака.
— Именно! — порывисто воскликнула она.
— И вы убежали, прихватив с собой деньги и драгоценности, чтобы… — Адам прервал себя на полуслове, качая головой. — Вы не брали никаких ценностей, не так ли? — Если бы она была повинна в краже, у нее не было бы никаких причин работать гувернанткой.
— Невилл Мэттьюз оболгал вас, придумав эту историю с ограблением, — твердо заявила леди Сисели. — Точно так же, как незаслуженно возложил на вас вину за смерть дедушки.
Заплакав, Елена отвернулась, не в силах больше смотреть в добрые и полные сочувствия глаза леди Сисели.
— Я… не совсем, — хрипло призналась она.
— Как это «не совсем»?! — резко воскликнул Адам.
— Правда, что, когда уходила, я не взяла из дома ничего, за исключением нескольких принадлежавших мне личных вещиц. — Елена покачала головой. — Но если бы я в тот вечер не оказала сопротивление пристающему ко мне Невиллу… если бы не стала звать на помощь… если бы не стала кричать, то дедушка не прибежал бы в мою комнату и не обнаружил бы… увидел бы…
— Мисс Мэттьюз очень расстроена, — вмешалась леди Сисели. — Адам, сходи вниз и принеси бренди, — приказала она внуку, а сама подошла к Елене и мягко положила руку ей на плечо.
Сознание Елены наводнили воспоминания о ночи, когда умер дедушка, и о последовавших затем ужасных днях, когда она жила в постоянном страхе перед Невиллом, не зная, что он предпримет дальше. Развернувшись, она бросилась в объятия леди Сисели и разрыдалась, не стесняясь слез. Она оплакивала кончину дедушки и все то, что потеряла. Понимала, что, если осмелится когда-либо снова посмотреть Адаму в лицо, прочтет на нем лишь отвращение.
Она услышала шорох. Адам отправился выполнять поручение бабушки.
— А теперь, милая, — твердо сказала леди Сисели, — вы расскажете мне, что именно сотворил с вами этот недостойный называться мужчиной негодяй, вынудивший вас пуститься в бега без средств к существованию. Обещаю: ни словом не обмолвлюсь внуку, если таково ваше желание, — добавила она, видя, что Елена колеблется.
Елена вгляделась в доброе лицо пожилой дамы. Оно светилось участием, но во взгляде отражалась и истинно готорновская твердость характера. Это придало Елене смелости поведать леди Сисели всю правду о дне похорон дедушки, когда у нее не оставалось иного выбора, кроме как бежать из Шеффилд-Парка без пенни в кармане.
— Из своей собственной беседы с Иеремией я делаю вывод, что вы опередили меня и поговорили с ним первой?
По непроницаемому лицу Адама Елена не сумела распознать, что он по этому поводу думает. Она стояла на пороге его кабинета, куда была вызвана для беседы. Ранее она отклонила приглашение присутствовать на семейном ужине.
Елена понимала: рано или поздно снова столкнется с Адамом и будет вынуждена поговорить с ним, но предпочла не стеснять своим присутствием семью за столом. Она с благодарностью приняла предложение леди Сисели о том, чтобы поднос с едой доставили ей прямо в спальню. Она совсем не была голодна, но не хотела расстраивать пожилую леди, которая относилась к ней с такой добротой.
Кабинет был освещен одной-единственной свечой, стоящей на письменном столе, отчего лицо Адама оставалось в тени, лишая Елену возможности угадать, какие чувства он испытывает.
— Да, я решила, что так будет лучше, — призналась она.
Он кивнул:
— Входите же и закройте за собой дверь. Незачем, чтобы содержание нашей беседы стало известно всем в доме, — более мягким голосом добавил он. Елена сделала, как он просил. — Раз вы переговорили с Иеремией, вам должно быть известно, что семь недель назад Мэттьюз распустил большую часть слуг вашего дедушки и набрал новый штат?
Елена вздохнула:
— Да.
— Какой вывод вы можете из этого сделать?
Она слегка нахмурилась, ожидая совсем иного вопроса. Она искренне сочувствовала слугам, много лет верой и правдой служившим дедушке. Миссис Ходжес, например, экономка в Шеффилд-Парке, которой оставалось всего два года до выхода на пенсию, рассчитывала на получение небольшого пособия, на которое она смогла бы прожить остаток дней. Будучи уволенной, она лишилась пенсии, ей пришлось переехать жить к своему старшему сыну в Скегнесс. Те, кто моложе, вроде Иеремии, были вынуждены искать себе новую работу.
