Жюльетта Бенцони - Катрин. Книга третья
— Уже пять часов, — сказала она. — И в Шантосе и в Монжане добрые люди отправляются к мессе. Перевези нас, друг. Сегодня утром все ворота открываются рано. Ведь это День поминовения мертвых. Вот, возьми…
Порывшись в кармане, она вытащила золотую монету, сверкнувшую в дымном свете масляной лампы, стоявшей на столе.
— Возьми, — повторила она, вкладывая золотой в мозолистую ладонь. — Это тебе за труды. Только не мешкай, Богом молю!
Паромщик, конечно, знал о существовании золотых монет, но впервые ему довелось увидеть ее так близко. На подобное вознаграждение он не рассчитывал, а потому без лишних разговоров завернулся в накидку из овчины и стал спускаться к реке.
— Лошади ваши не испугаются?
— Не беспокойся за них… Поехали быстрее! — ответила Катрин, не сводя глаз со сторожевой башни замка.
Через несколько секунд перевозчик оттолкнул паром от берега, а Катрин, намотав на руку поводья обеих лошадей, смотрела, как постепенно увеличивается черная полоса между плотом и берегом. Река в этом месте была широка и полноводна, но волна была небольшая, и паромщик уверенно орудовал своим длинным шестом. Сара, державшаяся из последних сил, теперь свернулась комочком у ног лошадей.
Это был предрассветный час, и туман еще более сгустился, став почти непроницаемым. В первое мгновение Катрин показалось, что паромщик собьется с верного пути, однако за долгие годы тот изучил реку как свои пять пальцев. Время текло невыносимо медленно для обеих женщин, и они вздохнули с облегчением, только увидев, как выступили из тумана силуэты кораблей, мачты со свернутыми парусами, остроконечные марсели и приземистая башня церкви. Доступ к порту охранял небольшой замок с зубчатыми стенами. Уже стали видны изогнутые крыши Монжана, и где-то пропел петух. Потом они услышали плеск воды, бьющейся о каменный парапет. Из темноты показалась лестница и огромное проржавевшее кольцо, за которое привязывали плот.
— Приехали, — сказал паромщик.
Час спустя в покоях сенешаля Монжана Катрин и Готье держали совет, сидя за накрытым столом. Сара, измученная лишениями и страхами последних дней, устроилась на скамье у камина и провалилась в тяжелый сон. Иногда о ее присутствии напоминал легкий храп. Гостям подали холодное мясо, хлеб и сыр. В светлых глазах Готье застыло тревожно-радостное выражение. Он неотрывно смотрел на Катрин. На лице молодой женщины лежала тень безмерной усталости: под глазами синели круги, в уголках рта собрались морщины, бледное лицо казалось восково — прозрачным в неверном свете свечей. За окном начинало светлеть, и небо на востоке стало грязно-серым. Сенешаль Мартен Берло, поставив ногу на табурет, молча слушал своих гостей. Маленького роста, круглый и румяный, он больше походил на зажиточного горожанина, чем на рыцаря. Лицо было добродушным и на первый взгляд глуповатым. Самым заметным у него был нос — столь обильно покрытый прыщами, что казался вдвое больше, чем на самом деле. Однако глаза у сенешаля были живые и хитрые.
С самого появления Катрин он помалкивал и в разговор не вмешивался. Но видя, что Катрин, разбитая усталостью, колеблется, не зная, какое решение принять, он пробормотал, взглянув на окно:
— На вашем месте, благородная дама, я бы покинул Монжан… и тотчас же. Когда в замке узнают, что вы прошли через мост, — а узнают об этом очень скоро, — за вами вышлют погоню. Здесь защищаться невозможно… и. если монсеньор Жиль решит захватить вас силой, то…
— Но он же не решился прийти сюда за Готье, — возразила Катрин.
— Потому что считал его погибшим. В любом случае, он не знал, что Готье здесь. Никто не видел нормандца, когда он пришел сюда. С вами дело обстоит иначе. Стража, охранявшая мост, все расскажет. И мессир Жан ничем не сможет помочь вам. Бегите, мадам, пока еще есть время! Я не отказываюсь приютить вас, но я отвечаю за сохранность деревни и замка. У меня нет войск, чтобы оказать сопротивление. Вам следует быть как можно дальше отсюда, когда люди Жиля явятся требовать у меня отчета. Я понимаю, что вы измучены — и вы сами, и эта женщина. Не думайте, что я этого не вижу, однако вам надо проскакать всего два лье. Вверх по Луаре расположен Шалон, а это уже владения герцогини Анжуйской.
— Герцогиня в Провансе, и рассчитывать на нее нечего. В ее отсутствие никто не станет защищать меня в Анжу.
В отчаянии она закрыла лицо ладонями. Только что, опьянев от радости после удачного бегства, она была полна надежд. Она забыла об угрозах Жиля, но теперь ясно видела опасность. На королевских землях и, возможно, даже во владениях королевы Иоланды она была вне закона. Может быть, за ее голову объявят награду, и она превратится в зверя, за которым идет охота. Арно томился в подземелье Ла Тремуйля, и этот всемогущий вельможа мог раздавить ее одним мановением руки.
— В любом случае, — продолжал Берло торопливо, все чаще поглядывая в сторону Луары, — в Шалоне вы можете попросить приюта у приора Сен-Мориля. Он не откажется принять вас, и там вы сможете немного отдохнуть. Вы знаете, что владения церкви неприкосновенны.
— Церковь! — произнес Готье сквозь зубы. — Опять церковь!
Но Катрин, опершись о стол двумя руками, тяжело поднялась с места. В голосе Берло все сильнее звучали истерические нотки. Сенешалю было страшно, и думал он только об одном: как заставить незваных гостей убраться до того, как в Монжане появятся люди Жиля де Рэ. Тогда он сумел бы встретить их как подобает хлебосольному, радушному соседу.
— Хорошо, — сказала она со вздохом, — мы едем. Разбуди Сару, друг Готье, если, конечно, сможешь.
Она прошлась по комнате, поглядев, как и сенешаль, в окно, за которым небо светлело с угрожающей быстротой, потом потянулась, чтобы хоть немного стряхнуть усталость. Нормандцу никак не удавалось разбудить Сару, и он решил дело попросту: завернул цыганку в плащ и взвалил себе на плечо. Затем, повернувшись к Берло, смерил того холодным взглядом.
— Найдется у тебя лошадь для меня? Глаза Мартена Берло забегали.
— У меня есть только одна лошадь, — ответил он, — моя собственная. Я не могу ее отдать… это вызовет подозрения у монсеньера Жиля.
— Знаешь, что меня удивляет? — сказал нормандец, и губы его презрительно скривились. — Почему ты не уйдешь жить на ту сторону реки? Кого ты больше боишься: Жиля де Рэ или госпожу де Монжан, которая ненавидит своего зятя?.. А может, тебя пугает госпожа де Краон?
— Больше всего я боюсь дьявола! — произнес задетый Берло. — Но буду ему признателен, когда он утащит тебя в пекло.
— Аминь! — отозвался Готье, который постепенно приобщался к христианской религии. — Нам пора, госпожа Катрин! Лошадь у Сары крепкая и, пожалуй, выдержит нас двоих. Впрочем, бедняга сейчас вряд ли способна удержаться в седле. Чтобы ее разбудить, нужно проломить ей голову об стену.
