Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
Против воли Хельга рассмеялась – Эскиль и смешил ее, и подавлял, от него исходила какая-то чарующая сила, отнимающая волю. Только мысль, что они стоят на валу, где их может видеть весь город, тревожила ее и не давала подчиниться.
– Но мой брат…
– Если твой брат поедет с нами, будет еще лучше. Ингвар даст ему лучшее место среди своих людей, я ему это уже сказал.
– Сказал? – Хельга в изумлении подняла глаза к его лицу.
Уверенный взгляд Эскиля убеждал ее, что уже все продумано, рассчитано и решено, хочет она того или нет. Что она не в силах противиться неизбежному ходу событий.
– Когда ты мог ему это сказать?
– Мы говорили с ним в тот самый день, когда этот недоносок ждал меня за углом.
– Я помню… я видела вас. Но он мне ничего не сказал об этом!
– Конунг сам велел передать ему: если он к нам присоединится, то будет сидеть среди первых и получать лучшую долю. Он достойного рода и сам человек достойный, это видно. Вы оба прославите ваш род в Кёнугарде, а после нового похода и он станет богатейшим человеком.
– И что же он тебе ответил?
Хельга еще не знала, верит ли Эскилю, но дико было спрашивать у чужого человека, что думает ее брат.
– Видно было, что он хочет согласиться, но ответил, что не может оставить сестру, то есть тебя. Если ты скажешь ему, что хочешь поехать со мной, то и он согласится. Того сосунка с его угрюмоглазым родителем тут уже нет, и старая госпожа не сможет вас задержать. Вы же свободные люди, вы ей не подчиняетесь. Ей и знать будет не надо, куда вы отправились, и все обойдется тихо, мирно и благополучно.
– О-о… – В растерянности Хельга не знала, что ответить.
По словам Эскиля выходило, что устроить этот побег легче легкого; что он уже устроен. А когда все получится, будет лучше всем – ей, Хедину, даже их оставшимся в Мерямаа родичам.
– И никакой войны с Эйриком не будет, потому что не станет же он воевать с Ингваром, когда его племянники так хорошо живут в Кёнугарде, – добавил Эскиль, будто видя по лицу, до чего дошли мысли девушки. – Только одного не хватает. – Эскиль прижал руку Хельги к своей груди. – Любишь ли ты меня? Готова ли ты проявить смелость ради нашего счастья? Или ты робкая девочка, не смеющая сделать шагу без… собственной няньки?
Мысли и чувства Хельги были в полном разброде; от волнения кружилась голова и болезненно горело во лбу. Эскиль выпустил ее руку, обнял ее и развернул к себе. Чувствуя, как он наклоняется к ее лицу, как его теплое дыхание касается кожи, Хельга ощутила такой страх, как будто ее обхватывает лапами медведь; зажмурившись, она наклонила голову и обеими руками оттолкнулась от груди Эскиля.
– Что ты делаешь? – Она отскочила, тяжело дыша.
– Хочу тебя поцеловать. – Его взгляд убеждал ее, что он и правда этого хочет.
– На глазах у всего Хольмгарда? Ты сумасшедший. И мне… надо в хлебню. Пока мы тут болтаем, хлеб весь засохнет!
Конечно, Нива и Естанай не дадут хлебу пропасть, но Хельга убежала в хлебню, как в крепость, и просидела там в жару от печи, пока ту не загрузили и не освободили второй раз, и вышла на вал не раньше, чем посланная на разведку Естанай заверила, что никаких мужчин поблизости нет.
Когда они с Естанай вышли на вал, с двух сторон держась за ручки большого плетеного короба с теплыми караваями под полотном, уже синели сумерки – глубокие, самоцветные, шелковые. Хельга с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух. Снег поскрипывал под ногами, и ей казалось, она идет прямо по звездам.
– Почему ты мне ничего не сказал? – прошептала Хельга на ухо своему брату, подсев к нему в гриднице.
– О чем?
– Эскиль… то есть Ингвар приглашает тебя с ним в Кёнугард?
– А… ну, да.
– Ты не сказал мне!
– Я говорил.
– Нет, ты просто сказал, что им нужны люди. А он уже хочет дать тебе лучшее место в своей дружине и доме. Хочет, чтобы мы… чтобы ты поехал с ним прямо отсюда!
– Из этого ничего не выйдет. – Хедин имел вид недовольный, но говорил уверенно.
– Почему?
– Так дела не делаются. Чтобы взять меня на службу, Ингвар должен договориться с нашим отцом. Отец должен дать мне людей и разрешить принять меч у Ингвара, понимаешь? Но это было бы странно, если бы я это сделал, когда между Ингваром и Эйриком немирье. Я не могу принести клятву Ингвару, не зная, не придется ли ему воевать с Эйриком и не встречусь ли я с родным отцом и братьями на поле боя – только под разными стягами. А если я сделаю это без согласия отца, это будет… предательство. Это даже двенадцатилетний поймет. Ингвар хочет заполучить кого-то из нас, пока у него немирье с Эйриком. Но вот Эйрик совсем бы этого не хотел. Ну или если бы заполучил кого-то взамен от Ингвара.
– Да… Я помню, – задумчиво глядя перед собой, согласилась Хельга. – Прошлой зимой, когда они со Сванхейд встретились в Видимире, Эйрик говорил что-то такое… Что если бы Сванхейд отдала ему Логи, он прислал бы ей взамен Сигурда или Бьёрна.
– Вот видишь. Жаль, что я не увижу Греческого царства… Но, может, до того лета они еще договорятся… Нет, это все пустое. – Не склонный себя обманывать, Хедин мотнул головой. – Ингвар не собирается ехать к Эйрику договариваться, и он не станет с ним договариваться, пока не добьется договора от Романа. А тогда уже все будет по-другому…
Хельга вздохнула в ответ. Сказанное братом она примерила на себя, и в мыслях ее опять все перевернулось вверх дном. Ей не грозила встреча с отцом и братьями на ратном поле, но зато она очень даже могла разделить участь тех знаменитых жен из старинных сказаний, чей муж питал смертельную вражду к ее кровной родне. Эти женщины прославились великой силой духа – которая требовалась, чтобы одолевать величайшие их несчастья. И они всегда делали выбор в пользу братьев, иначе считались бы предательницами рода. Ну и если муж станет твоим врагом, зачем за него выходить? Не значит ли это предать своих заранее?
Хельга сама не понимала, чего она хочет. Пока она стояла рядом с Эскилем и слушала его, она поневоле видела мир его глазами, и все в этом мире было понятно и убедительно. Но в словах ее брата отражался другой мир, не менее убедительный, и эти два мира никак не сходились между собой. Она должна выбрать – Мерямаа или Кёнугард. Эскиль очаровывал ее образом будущего счастья, богатства и чести, а еще сильнее – самим своим присутствием. Расставшись с ним, она чувствовала себя так, будто проснулась от глубокого яркого сна или сбросила липкие чары.
Но права ли она, что пытается сбросить эти чары? Уже через пару дней Эскиль уедет, она расстанется с ним навсегда… Не придется ли ей жалеть об этом – всю жизнь!
До того Хельга ни разу не встречала такого человека, как Эскиль, чья уверенность усиливала его привлекательность, а новизна – обаяние. В ее жизни такой человек возник один раз, и естественно было думать, что в следующие шестнадцать, а то и трижды по шестнадцать лет никого такого она больше не увидит. Казалось, раз возникнув, ее нынешние чувства останутся с нею до седых волос – смятение, борьба влечения и осторожности. Тем и отличается молодость от опытности: то, что для молодости происходит в первый раз, кажется неповторимым.
– Уж скорее бы они уезжали… – Хельга вздохнула так, что, казалось всю душу вылила наружу.
Хедин оглянулся на нее, всмотрелся в растерянное лицо.
– Хельга! Тебе кто-то… досаждает?
Он не знал, как по-другому выразить свои подозрения, что ее сердце задето и страдает.
– Нет, нет! – Не поднимая на него глаз, Хельга замотала головой. – Просто я невольно думаю… как было бы весело повидать еще более дальние края… тебе, я хочу сказать! Попасть в Греческое царство… привезти добычу… Может, ты захватил бы в плен дочь цесаря и женился на ней! – Она засмеялась, сама слыша, как неубедительно звучит ее смех.
– Даже если бы я захватил трех цесаревых дочерей… Предательство лишает чести, а без чести человеку не будет удачи, и он все равно потеряет то, чего добился. Рано или поздно, но потеряет, а заодно и то, что имел раньше, так что и могилу его люди забудут.