Барбара Картленд - Прелестные наездницы
– Обещаю, – с улыбкой ответил он. – Не беспокойтесь, Кандида.
Она попыталась улыбнуться ему в ответ, но в глазах ее застыла тревога.
– Скоро обед, – продолжал Адриан, взглянув на часы. – Полагаю, они будут там, но надеюсь, что после обеда уедут.
– Я тоже надеюсь, – сказала Кандида, думая о том, что у них было запланировано на послеобеденное время.
Ее надеждам, однако, не суждено было сбыться. За обедом Лэйс, усевшаяся, будто так и положено, рядом с лордом Манвиллом, объявила о планах, которые они составили перед приездом.
– Это была идея Фокси, – сказала она, – что надо устроить соревнование, чтобы узнать, кто лучше всех ездит верхом. И он – что бы вы думали? – предлагает сто гиней в качестве приза.
– Совершенно верно, – прогремел сэр Трешэм с противоположного конца стола, – сто гиней, Манвилл! Вы готовы предложить столько же?
Лорд Манвилл холодно посмотрел на него.
– Нет, так не пойдет, раз предполагается, что соревнование будет проходить на моей территории, – ответил он. – Мой приз – двести гиней.
Все онемели от изумления, а несколько прелестных наездниц захлопали в ладоши. На мгновение глаза сэра Трешэма сузились. У него был свирепый вид, и Кандида поняла, что он относится к тем мужчинам, которые терпеть не могут, когда их хоть в чем-нибудь превосходят. Тут он улыбнулся.
– Предлагаю вам пари, Манвилл: тот, кого выберу я, победит того, кого выберете вы, кто бы это ни был.
– Ну и какую ставку вы предлагаете? – поинтересовался лорд Манвилл, и в его голосе и выражении лица безошибочно угадывалось презрение.
– Давайте сделаем так, чтобы игра стоила свеч, – предложил сэр Трешэм с явными нотками вызова в голосе. – Как насчет пятисот гиней? Или это для вас слишком много?
– Совсем наоборот, – холодно ответил лорд Манвилл. – Я даже удивлен, что вы так уверенны. Можно полюбопытствовать: кого из леди вы выбираете?
– Конечно, – ответил сэр Трешэм. – Кого же еще, кроме Лэйс?
Сидевшие за столом затаили дыхание. Было очевидно, что сэр Трешэм намеренно провоцировал лорда Манвилла. Глаза мужчин встретились, и Кандида увидела, что лицо сэра Трешэма выражало вызов, в то время как лорд Манвилл был невозмутим и нельзя было понять, что он чувствует и воспринял ли вообще этот выпад своего оппонента.
– В таком случае, – мгновение поколебавшись, невозмутимо заявил он, – мой выбор – Кандида.
Среди гостей вновь прошла волна удивления, и Кандида увидела, что все, кто сидел за столом, повернулись, чтобы посмотреть на нее. На какое-то мгновение она почувствовала, что ее охватывает панический страх, но затем поняла, что лорд Манвилл ставил не на нее, а на Пегаса. Пегас им всем покажет, на что может быть способен конь!
– Так не пойдет! – закричала Лэйс. – Фокси не должен был выбирать меня. Я думала, что на меня поставишь ты, Сильванус; я даже Светлячка с собой взяла.
– Интересно, кто все это придумал? – сказал лорд Манвилл, приподнимая уголки рта в одной из своих самых сардонических улыбок.
«За всем этим что-то кроется», – подумала Кандида.
У нее было такое чувство, будто все происходящее – фрагмент какой-то пьесы и все было спланировано заранее. Кем была эта Лэйс, так фамильярно обращавшаяся с лордом Манвиллом и, похоже, привыкшая сидеть рядом с ним за столом? И почему сэр Трешэм Фокслей вел себя так агрессивно и грубо, что было очевидно даже для нее – девушки, мало в чем разбиравшейся вообще и почти ничего не понимавшей в данной ситуации.
Лорд Манвилл говорил, что не любит сэра Трешэма, но и тот, оказывается, испытывает к нему не меньшую неприязнь. Все это представлялось ей совершенно непонятным, но тут она почувствовала под столом успокаивающее прикосновение руки Адриана.
– Не беспокойтесь, – едва слышно сказал он. – Они старые враги.
У нее было так много вопросов, которые она хотела задать, но это было невозможно. Обмениваясь замечаниями и посмеиваясь, дамы встали из-за стола, и Кандида услышала, как Лэйс сказала лорду Манвиллу:
– Мы пойдем переоденемся. Фокси так прекрасно придумал, и мы все уверены: ты хочешь, чтобы мы остались на ужин. Потом можно будет потанцевать, поиграть в карты. Это ведь будет здорово, правда?
– Разве мое мнение имеет какое-нибудь значение в данном случае? – спросил лорд Манвилл.
Лэйс, соблазнительно надув губы, подалась вперед и зашептала что-то ему на ухо, а у Кандиды от этого возникло ощущение, будто всю комнату окутал мрак и она осталась одна.
Вслед за щебечущей толпой прелестных наездниц она вышла из гостиной и, пройдя через мраморный холл, направилась вверх по главной лестнице. Когда одна из женщин попыталась заговорить с ней, она, будто спасаясь от чего-то, подхватила юбку своего платья, рванулась вперед и побежала в свою спальню.
Кандида понятия не имела, от кого и почему убегает. Она понимала лишь, что все изменилось: счастье развеялось, исчезло чувство, что Манвилл-парк – почти ее дом. Она была одна, совершенно одна в незнакомом месте и с незнакомыми людьми, которых она не понимала. В чем было дело? Она не могла найти объяснения, но знала лишь, что бесконечно несчастна.
Раздался стук в дверь. Кандида замерла.
– Кто там?
– Это я, мисс, – ответила ее горничная.
– Входи, – сказала Кандида.
Девушка вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Насколько я поняла, мисс, вы будете переодеваться для верховой езды.
– Нет, я не поеду, – ответила Кандида… и тут вспомнила о пари.
Разве могла она подвести лорда Манвилла, отказываясь участвовать в соревновании? Ведь если она это сделает, то проиграет пятьсот гиней этому отвратительному сэру Трешэму Фокслею.
– А хотя… – тут же сказала она, – давайте мою амазонку.
Она должна сделать это, больше ей ничего не остается. По крайней мере, Пегас докажет, что все их лошади мало чего стоят в сравнении с ним.
Она гнала от себя мысли о Лэйс, с ее миловидным лицом и восточного разреза глазами; гнала мысли об ее отношениях с лордом Манвиллом, какими бы они ни были; гнала мысли о сэре Трешэме Фокслее с его ужасной, будто намекающей на что-то улыбкой. Ей хотелось думать лишь о Пегасе – лучшем из коней.
Только когда Кандида уже села в седло и двинулась вместе с остальными по направлению к ипподрому под открытым небом, то поняла, что на ней костюм, который она никогда раньше не надевала. Ярко-синего цвета, он оттенял белизну ее кожи, а волосы были подобны языкам пламени. На маленькой бархатной шляпе такого же цвета, что и костюм, было страусиное перо, загибавшееся ей под подбородок.
Она знала, что выглядит элегантно, и, как женщина, была довольна, что может не стыдиться своей одежды среди ярких и дорогих костюмов других женщин. Но тут она увидела Лэйс, и ее воодушевление слегка поколебалось.
