Ольга Тартынская - Воспитанница любви
– Да, Андрей Аркадьевич, очень рады, соскучились, – пролепетала она, силясь не краснеть.
Впрочем, лжи в ее словах не было. Вольский поверил и успокоился. Вечерело. Авдотья стряпала ужин, Луша взялась за гитару, Вера пристроилась с работой к свече, а Вольский взялся топить голландскую печь, которая с утра уже была натоплена. И так все было по-домашнему уютно, что на душе Веры заскребли кошки. При мысли о приближающейся ночи и побеге сердце ухало вниз и начинало болезненно замирать. Тихий мирный вечер усугублял муки девушки. Наблюдая отсветы пламени на красивом лице Вольского, чувствуя какую-то тайную заботу его и грусть, Вера тосковала и всей душой стремилась к нему.
– Нешто нынче барин нас не покинет? – деланно радуясь, запустила крючок Луша.
Вольский с трудом отвел глаза от огня и туманно взглянул на дикарку:
– Да, пожалуй. Нет охоты ехать нынче в клуб, да и к матушке не влечет… А помнишь, Луша, Евгений любил у печки мечтать, на огонь взираючи?
– Любил, – мрачно ответила цыганка и сердито отшвырнула гитару. – Что-то не к добру наш сокол грусти-печали предается.
Вера с трепетом слушала их речи, и сердечко ее громко стучало.
– А ты спой, Луша. Ту, которую любил Евгений…
Цыганка глубоко вздохнула и завела «Матушка, что во поле пыльно». Сильный голос ее рыдал, выплакивая страдание, а Вера все смотрела на освещенное пламенем лицо Андрея. В его глазах стояли слезы, нижняя губа подрагивала, как у ребенка. Авдотья, накрыв на стол, пригорюнилась у порога. Ужинали в молчании. Вольский не пил, а после ужина задумчиво курил трубку. Луша заметно волновалась, хотя до побега оставалось довольно времени. Вера же была готова отказаться от затеи, сославшись на неожиданную помеху. Будь Вольский не так рассеян, он заметил бы их необычное возбуждение. Однако он совершенно был погружен в себя.
– Не пора ли почивать? – громко спросила Луша, не выдержав тишины. Она все прислушивалась к внешним звукам и силилась скрыть возрастающую тревогу.
Вольский задумчиво ответил:
– Да, пожалуй. Ты, Луша, иди к себе. Мне с Верой поговорить надобно.
Луша блеснула глазами в сторону соперницы, и та могла поклясться, что во взгляде дикарки мелькнуло вовсе не предупреждение, а ревнивое бешенство. Метнулась яркая шаль, и дверь захлопнулась. Андрей наконец поднял глаза на трепещущую Веру, и девушку поразила кротость и чистота его взгляда. Вера задрожала, как от сильного холода, все чувства ее были напряжены.
– Пойдем к тебе, здесь все слышно, – предложил Андрей и первым ступил в ее светелку. – Присядь, мой ангел, и выслушай внимательно, что я скажу. Не перечь, не отвечай, не подумав хорошенько. Моя судьба в твоих руках.
Девушка вовсе похолодела. Не помня себя, она присела на краешек стула и покорно склонила голову в ожидании. Стиснутые пальцы ее побелели. Андрей сделал несколько шагов по комнате, он тоже изрядно волновался. Вере казалось, прошла вечность, прежде чем ее возлюбленный наконец заговорил.
– Завтра мы с тобой обвенчаемся.
– Как? – Вера хотела вскочить, но ноги отказали ей. – Разве маменька ваша дала благословение?
Вольский поморщился, как от сильной боли.
– Нет, Вера. Но послушай мой план. Я все подготовил: завтра утром нас ждет священник в маленькой церквушке в десяти верстах от Москвы. Мы обвенчаемся. После уедем в Петербург. Я поступлю на службу, ты не будешь нуждаться. Я все сделаю для этого.
– Но как же ваша маменька? А ваш брат? – Вера смотрела на него со слезами и мольбой.
Вольский кусал губу и продолжал ходить маятником. Затем он ударил кулаком в стену и без всякой надежды произнес:
– После мы падем к ее ногам. Неужто материнское сердце не дрогнет? Ведь она любит меня, я знаю наверное. Неужто не простит?
Вера заплакала, не выдержав испытания.
– Нет, Андрей Аркадьевич. Так нельзя. Вы губите свою будущность. Матушка не простит вас, я знаю! Не простила же она вашего брата. Так нельзя, я не могу. Мы не должны…
– Брось, Вера! – Вольский остановился. – Без тебя мне не жить. Хочешь, чтобы я вовсе пропал или был пристрелен на дуэли кем-нибудь вроде Отрешкова? Ты – моя последняя надежда. Только ты можешь спасти меня, ангел мой.
Он упал перед ней на колени и опустил белокурую голову ей на грудь. Вера невольно обвила ее руками и прижала к трепещущему сердечку. Силы покидали бедняжку, горячее дыхание Вольского обжигало.
– Полно, Андрей Аркадьевич, не искушайте меня, грешно вам… – едва пролепетала она.
– Ах, Вера, неужели счастье невозможно для нас? – шептал Вольский, и девушка чувствовала горячую влагу его слез и поцелуев на груди и руках. – Не отвергай меня, спаси, спаси…
Бог весть, что могло бы случиться, продолжи Вольский в том же духе: рассудок изменял Вере, она уже была готова на все. Но верно, раскаяние Вольского было искренне и он взаправду желал спастись. Посему Андрей не дал воли закипающей страсти, а бережно отстранил от себя размякшую девушку и поднялся с колен. Вера продолжала тянуться к нему, как младенец к груди матери, но Вольский твердо произнес:
– Завтра, дитя мое, Господь соединит нас, теперь уже навсегда. – И он поцеловал ее в чистый пробор.
– Вот и славно, – неожиданно раздалось от двери, и влюбленные вздрогнули.
На пороге стояла Луша с бокалом и бутылкой вина в руках. Вера со страхом увидела, каким дьявольским огнем полыхают очи цыганки. Однако Луша продолжила, улыбаясь:
– А я к своим вернусь теперь, будет с меня в клетке-то сидеть…
Вольский смотрел на нее с недоверчивым прищуром.
– Не гневайся, голубчик, что подслушала. Лучше выпей со мной за ваше счастье!
Цыганка протянула Андрею наполненный бокал. Вольский медленным движением взял бокал из рук дикарки и поднес к губам. Он все еще щурился недоверчиво, однако вино выпил до последней капли. Далее все произошло как в кошмаре. Андрей поставил бокал на стол и пошатнулся.
– Что ты подмешала в вино? – спросил он, морщась.
Дикарка не ответила, она пристально следила за каждым движением молодого мужчины. Вольский направился было к двери, но силы изменили ему. Вера в остолбенении видела, как он рухнул на ковер, успев лишь выговорить:
– Зачем…
– Что ты сделала? – закричала Вера, ломая руки.
Луша презрительно усмехнулась:
– Отравила его. А ты думаешь, я стану спокойно наблюдать, как вы воркуете влюбленными голубями? Ты меня мало знаешь! Теперь же он никому не достанется!
– Нет, о нет! – простонала Вера и без чувств упала на грудь любимого.
Очнулась она от шлепка по лицу.
– Вот уж не думала, что ты такая легковерная, – ворчала цыганка, трепля девушку за щеки. – Очнись же, Яшка скоро сигнал подаст!
