Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения
Феба и леди Маргарет первыми спустились из кареты, Геро и Рединг — за ними.
Он наклонился к ней:
— Значит, вы самостоятельно решили проблему со средствами для приюта?
— Это придумала Феба. Но я считаю это удачным решением.
— И я тоже так считаю, — неожиданно для нее сказал он. — Браво.
От его одобрения у нее потеплело на душе, словно она выпила горячего чаю в холодный день. Почему ей не безразлично, что он думает?
— Вы рассказали Томасу о своих делах в приюте? — спросил он.
— Нет. — Геро виновато отвела глаза. — Но, разумеется, вскоре я ему расскажу.
— Я лишь надеюсь, что Томас так же свободен от предрассудков, как ваш брат.
— Вы говорите крайне неприятные вещи.
Гриффин пожал плечами:
— Но тем не менее правдивые. Ваши поступки не безразличны Томасу, а он человек узколобый там, где может быть затронут его высокий титул маркиза.
Ее охватило раздражение. Пусть Рединг и говорит правду, но Мэндевилл обязан думать о своем добром имени — он видный член парламента. И она — как его жена — может попасть под пристальное внимание. И все же…
— Я не думаю, что быть патронессой приюта для подкидышей — сомнительное занятие.
— Сомнительное занятие — бродить по Сент-Джайлзу. — Они обошли дам, стоящих у витрины. — Он не позволит вам это делать, как только вы поженитесь.
— Не думаю, — заупрямилась Геро. — Но в любом случае это не ваше дело.
— Неужели? — Зеленые глаза встретились с серыми глазами. Улица, толпы людей, казалось, куда-то исчезли. Все, что она чувствовала, это стук сердца, отдававшийся в ушах.
У Геро перехватило дыхание, и она отвела глаза.
— Нет, не думаю, — повторила она. — Но у Мэндевилла может возникнуть естественное желание защитить свою жену. Вы должны это понять.
— Должен ли? — Рединг усмехнулся и покачал головой. — Я понимаю лишь одно — я предпочитаю певчую птичку с лужайки той, что сидит в клетке.
— Правда? — Геро прекрасно понимала, что он говорит не о птицах. — Возможно, этой птичке безопаснее быть в клетке, зная, что кто-то заботится о ней. Возможно, она боится свободного пространства, где нет никого, кто будет ее охранять.
С минуту Гриффин молчал, потом тихо произнес:
— Откуда птичка знает, что ей ненавистна свобода зеленого луга, если она никогда этого не испытывала?
Он посмотрел ей прямо в глаза, и Геро не смогла отвернуться. Дыхание застряло в груди, ей безумно хотелось сделать то, что предлагает он — свободно летать, но… она не могла себе этого позволить.
— Мы здесь! — крикнула леди Маргарет и указала на маленький магазинчик.
Магазинчик оказался галантерейным, и Феба выбрала себе красивое бельгийское кружево, после чего Рединг угостил дам чаем и сдобными булочками с изюмом. Потом он настоял, чтобы все пошли в книжный магазин. Феба и леди Маргарет с интересом рассматривали прекрасно иллюстрированные книги по ботанике, а Рединг отвел Геро в сторону к небольшой полке с книгами на греческом и латинском.
— Здесь есть кое-что интересное, — сказал он, взяв с полки томик пьес. — Вы читали Аристофана?
— Мне не следует это читать, — пробормотала Геро, взяв книгу из его рук и проведя пальцем по кожаному корешку.
— Почему нет? — мягко произнес он. — Это всего лишь пьесы, немного скандальные, допускаю, но ничего такого, что побуждало бы вас согрешить.
— Однако это пьесы, а не история, как Фукидид или Геродот.
— И что из этого? — удивился он, и брови у него полезли на лоб.
— То, что это не серьезное чтение. — Геро поставила книгу на полку. — Мой долг — заниматься более важными делами, чем чтение комедий.
— Долг перед кем? — с жаром спросил он, но вдруг у них за спиной раздался крик и глухой стук от падения.
Геро оглянулась и увидела, что Феба лежит на полу.
— О господи!
И кинулась к ней вместе с Редингом.
Лицо у Фебы было белое как мел, и леди Маргарет, стоявшая рядом, выглядела не лучше.
— Что случилось? — крикнул Рединг.
— Я не знаю, — сказала леди Маргарет. — Она, должно быть, поскользнулась на ступеньках.
— Я их не увидела, — прошептала побелевшими губами Феба. — Я шла к той полке, а тут вдруг оказались ступеньки.
— Вы можете встать? — Рединг склонился над ней.
— Да… наверное, могу.
— Рединг, что у нее со лбом? — в ужасе произнесла Геро — у сестры сбоку по лицу стекала кровь.
— Она, видно, стукнулась головой. — Рединг осторожно коснулся волос Фебы.
Феба хотела поднять правую руку, и лицо у нее позеленело.
— Ой!
— Что с ней? — испугалась Геро.
— Похоже, она сломала руку, — сказал Рединг. — Нет, не трогайте ее. Позвольте мне. — Одним движением он подхватил Фебу на руки. — Я отнесу ее в карету, а как только приедем домой, отправим за доктором.
Геро хотела что-то сказать, но Рединг уже нес Фебу к двери, так что им с леди Маргарет ничего не оставалось, как поспешить следом.
Путь домой оказался тяжелым. Карета подпрыгивала на неровной дороге, что причиняло Фебе боль. Рединг сидел с ней рядом, стараясь уберечь ее от тряски. Лицо у него побелело, вокруг рта обозначились складки. Как только они вошли в дом, появилась кузина Батильда и тут же дала распоряжения горничным и лакеям.
Фебу понесли наверх, и Геро тоже направилась к лестнице, когда ей на руку легла рука Рединга.
Она обернулась и увидела его сердитое лицо.
— Почему у нее нет хороших очков? Ведь она не увидела ступеней! Ее необходимо показать опытному врачу.
Геро закрыла глаза. Ей бы разозлиться и, в свою очередь, излить на него праведный гнев, но она ощутила лишь глубокую печаль.
— Геро? — Он сжал ей руку.
— Мы обращались к опытным врачам, — объяснила Геро. — Приглашали даже из Пруссии. В прошлом году, когда мы поняли, что у нее плохое зрение, кому только мы ее не показывали и какое только лечение не испробовали.
Гриффин сдвинул брови:
— И?
Геро сморгнула слезы:
— И ничего не помогло. Феба теряет зрение.
Было уже далеко за полночь, когда Гриффин въехал в Сент-Джайлз. Те, кто представлял собой легкую добычу, уже скрылись в своих домах. С той ночи, когда тело Риса перебросили через стену, о людях Викария не было ни слуху ни духу. Возможно, Викарий потерял интерес к этой части Лондона. А может, разговоры, что Викарий собирается опять напасть, всего лишь домыслы. Есть вероятность, что он мертв.
Вероятность-то есть, но Гриффин на это не рассчитывал. Он ехал верхом, зорко глядя по сторонам. Одна рука — на заряженном ружье, засунутом в седло. Викарий был известен тем, что, наметив себе цель, не торопился. И кажется, этой целью стал Гриффин.
