Роксана Гедеон - Дыхание земли
Наступила тишина. Герцог дю Шатлэ не отказался от предложенного мною сидра. Взгляд его равнодушно скользнул по балкам на потолке, к которому были прицеплены целые десятки ниток с сушащимися на них ягодами, грибами и кореньями, по голым каменным стенам, а потом снова возвратился ко мне.
– Знаете, сударыня, я бывал у вашего замка, но впервые оказался внутри. Должен вам сказать, ваши дела еще хуже, чем я предполагал.
– Если вы приехали за тем, чтобы сказать мне только эту любезность, господин дю Шатлэ, я считаю разговор законченным.
– Нет.
Лицо его стало еще задумчивее, он, казалось, собирался с мыслями. Потом, внимательно разглядывая кольцо на руке, заговорил.
– Мадам де ла Тремуйль, я не для того приехал сюда, чтобы увидеть вашу нищету. Все это мне было известно и раньше, потому что… Впрочем, не важно, почему.
Его синие глаза потемнели.
– То, что я сейчас скажу, покажется вам очень неожиданным, и я даже предвижу первую вашу реакцию. Надеюсь, мне удастся преодолеть ее.
– Вы приехали предлагать что-то скверное?
Он улыбнулся.
– Нет, насчет этого не волнуйтесь: я приехал предлагать вам нечто самое святое, что только есть на свете.
И снова замолчал. Его взгляд окинул меня с ног до головы, задержался на груди, талии, бедрах, подоле юбки, потом быстро вернулся к глазам. Он заглянул в них так пытливо и требовательно, словно пытался проникнуть мне в душу. Я не выдержала.
– Что же вы предлагаете? Что?
Улыбка исчезла с его лица. Равнодушно и спокойно он произнес:
– Брак.
Это слово будто упало с его губ. Я пораженно уставилась на него. Честно говоря, иногда у меня возникало чувство, что герцог не лишен и личных видов на меня. Но о браке я и не думала.
– Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Помолчав, он добавил, прежде чем я успела что-то сообразить, – добавил с непреклонной уверенностью в каждом слове:
– Вы не сможете мне отказать.
7
Первой моей осознанной мыслью было то, что он надо мной насмехается. Ищет мишень для своих издевок. Принимает меня за дуру. Я открыла рот, чтобы указать ему на дверь, но он так повелительно поднял руку, что я не издала ни звука.
– Мадам де ла Тремуйль, позвольте говорить мне. Мне заранее известно, что вы скажете. Разумеется, вы меня видите второй раз в жизни. Вы даже не считаете меня знакомым. Все это верно. Но так же легко исправимо.
Он прошелся по комнате и, внезапно обернувшись, сказал:
– Хотите узнать что-то обо мне? Спрашивайте. Я не оставлю ни один вопрос без ответа.
Я возмутилась.
– Нет, ну надо же! Да почему это вы думаете, что я хочу о вас спрашивать, что вы мне интересны? Вы не вызываете у меня никаких чувств, господин дю Шатлэ, а ваша настойчивость временами кажется мне просто наглостью. И как вы еще осмеливаетесь утверждать, что я не смогу вам отказать? Мне ка…
– Я знаю, что говорю. Когда вы выслушаете меня, вы сами придете к такому выводу.
– Я не люблю вас, уясните это прежде всего!
– Уж это-то мне, сударыня, было известно с самого начала.
Что бы я ни говорила, он оставался холоден и спокоен. Мои стрелы, фигурально говоря, не достигали цели. Я тревожилась все больше, подозревая, что он строит мне какую-то западню. Зачем – этого я не знала. Но строит.
– Я знаю, сударыня, что вы меня не любите, я прекрасно отдаю себе в этом отчет. И это вовсе не кажется мне препятствием. Я не берусь с уверенностью судить, что побудило вас стать женой Эмманюэля д'Энена, но подозреваю, что любовь не играла в этом главной роли.
Он все время говорил об Эмманюэле, из чего я поняла, что ему ничего не известно о Франсуа де Колонне, моем втором муже.
– Вы ничего не знаете о моих отношениях с господином д'Эненом. Сейчас имеет значение только то, что я ничего к вам не чувствую, поэтому выходить за вас замуж считаю абсурдным.
– Это вовсе не так абсурдно, как вам кажется. Разве вы не знаете, что существуют браки по расчету?
– Расчет предполагает какую-то выгоду, сударь, – заявила я насмешливо. – А что можете предложить мне вы?
– У меня есть два аргумента, сударыня, против которых нам нечего возразить.
– Я слушаю вас, – сказала я сухо.
Его манера подхода к таким делам вовсе не льстила моему женскому самолюбию. Он говорил так равнодушно, словно торговался где-то на лесопилке за лишнюю сажень леса. По-видимому, решила я, не только я его не люблю: он любит меня не больше.
– Сударыня, я богат.
Я молчала. Этот аргумент не произвел на меня особенного впечатления. Мне даже показалось, что он слишком плохого мнения обо мне, если считает, что против такого довода я ничего не смогу возразить.
– Я так же богат, как и до революции, или почти так же. Я владею почти всем, что принадлежало моему роду.
– Как вам это удалось?
– Апрельская амнистия вернула мне практически все. И еще выплатила двести тысяч ливров компенсации.
У меня засосало под ложечкой. Двести тысяч! Будь у меня хоть десятая доля этого, я бы не мучилась мыслями о том, как уплатить налог, те злосчастные и недосягаемые девятнадцать тысяч.
Ровным голосом герцог продолжал:
– Разумеется, амнистию я всерьез не воспринимаю и подчиняться республиканцам не собираюсь. Но я не вижу ничего дурного в том, чтобы с помощью их амнистии вернуть то, что тысячу лет принадлежало моему роду.
– Что же у вас есть? – спросила я без всякого выражения.
– У меня есть родовое поместье дю Шатлэ в Бретани; оно находится между Сен-Брие и Динаном и называется Белые Липы. Возможно, вы слышали о нем.
Еще бы, подумала я. Я не бывала там, но в Версале существовало мнение, что это поместье – жемчужина садово-парковой архитектуры. Еще в начале XVIII века один из дю Шатлэ создал его с помощью знаменитых мастеров, создал в английском стиле, в противовес пышным барочным формам Версаля и его парков.
– Белые Липы окружены восьмьюстами арпанами земли. Земля эта тоже принадлежит мне, за исключением того, что отойдет к моему брату. Я владею также двумя домами в Ренне и одним отелем в Париже – правда, должен вам признаться, я владею ими через подставных лиц. В Бретани у меня тридцать две фермы.
Он говорил очень спокойно и уверенно, словно точно знал, что рано или поздно его доводы возымеют действие. Меня же сейчас больше всего занимала мысль о том, каким образом и благодаря какому чуду ему посчастливилось сохранить свое состояние. Из того, что он перечислил, я могла понять, что герцог дю Шатлэ является одним из крупнейших землевладельцев в Бретани, а то и во Франции.
Но именно его богатство меня и насторожило. С какой стати он готов разделить все это со мной? Что заставляет его так поступать? И, вспомнив о своей собственной участи, я подумала, что ни за какие богатства в мире не стоит продавать свою свободу и независимость. Кто знает, может быть, этот герцог – чудовище, или извращенец, или просто человек, причуд которого я не смогу выдержать. Например, выходя замуж за Франсуа, я все-таки хоть немного была с ним знакома, но все же это знакомство не уберегло меня от разочарования. Наш брак был ошибкой. Так что же говорить теперь, когда мы видели друг друга чуть ли не впервые? Что я знаю о герцоге дю Шатлэ? Только то, что Изабелла де Шатенуа очень лестно о нем отзывалась. Но это, честное слово, еще не означает, что я тоже буду такого же мнения.
